Гонзо-журналистика в СССР

От "Полесья" до Дома Культуры — километра полтора по Советской. Проехали их не спеша, я рассказывал Юговой про знаковые места нашего города и исторические здания — благо их было немного. Она слушала, что-то даже помечала в блокнотике.

Я еле сдержался, чтобы грязно не выругаться, когда увидел на крыльце ДК знакомую стройную фигуру. Да она что, круглые сутки тут курит? Что у нее вообще с легкими, если я, кажется, без сигареты с мундштуком видел ее только голую в душе? Какого хрена эта стерлядь должна тут стоять в этот самый момент?

С другой стороны, глаза Машеньки Май, которыми она провожала "козлик", меня и Зою на переднем сидении, того стоили. Мне казалось, что она сейчас или лопнет от негодования, или ущипнет себя, чтобы убедиться, что это не сон! Я бы тоже охренел, пожалуй: с утра был в ее постели, потом исчез внезапно, а в обед уже рассекает по городу с какой-то рыжей неизвестной!

— Это кто был? — спросила рыжая неизвестная.

— Одна вздорная особа, — откликнулся я.

— Красивая.

— Вздорная, говорю же.

— У вас что-то было? — подняла тонкую бровь Зоя.

— Что, прости? — сказать хотелось совсем другое, типа "не охренела ли ты, подруга, спрашивать такие вещи?", но я сдержался.

— Ой...

Не знаю, на что она рассчитывала, когда я пригласил ее в дом, со всех сторон окруженный строительными лесами, но, кажется, рабочий брезентовый комбинезон, панамка и перчатки стали для нее всё-таки неожиданностью.

***

— ... исходим из того, что советский человек почему-то обязан читать то, что мы написали. Но скажи, Зоя, ты сама читаешь те полотна на целую полосу о трудовых победах и достижениях? С одним-двумя маленькими черно-белыми фото, написанные вязким официальным языком, мелким шрифтом?

Пахло тиной, мутные речные воды плескались о поросшие водорослями опоры полуразрушенного моста, тянуло сыростью и прохладой.

— Ну... Пробегаюсь по диагонали, — Югова уже часа полтора проявляла стойкий нордический характер и сейчас придерживала края мешка, пока я укладывал туда бесконечные стеклянные бутылки.

Где те бичи, когда они так нужны? Тут, под старым мостом, были целые залежи стеклотары — народ бухал здесь с завидной регулярностью. Вот и собирали бы, и денежки зарабатывали...

— А ты хочешь, чтобы твои статьи читали или пробегались по диагонали? — продолжил саботировать ее интервью я.

— Ну, чтоб читали...

— И что ты для этого делаешь?

— А что я должна делать? Мне дают задание — я еду и пишу! Как будто ты делаешь что-то особенное?

Я сунул в мешок еще штук пять бутылок, удерживая их между пальцами, и испытующе глянул на нее.

— Погоди... Ты сам создаешь себе поводы? Напишешь про то, как журналистка из Минска вместе с тобой разгребала Дубровицкий мусор? Стой-стой, Белозор, ты ведь не скажешь, что и с кладбищем, и с массовой дракой на пляже, и с браконьерами, и лесными пожарами... — она даже ротик приоткрыла от открывшейся ей якобы истины.

— Ну, ты уж из меня сатану не делай! Я ж не совсем рехнулся — пожары для статьи устраивать, — усмехнулся я, — Но мыслишь в правильном направлении... Вот сейчас еще и фоточки сделаю в стиле было/стало. Гляди, какая после нас красота. Сейчас еще грабельками пройдусь — вообще чудесно будет. Не иллюстрация, а сказка!

— Так ты честолюбец и эгоист! — воскликнула она, и мешок с бутылками в ее руках звякнул.

В "Козлике" лежали еще пять таких: два со стеклом, один с жестянками и еще два со всякой дрянью, которая точно отправится на мусорку. Зоя не унималась:

— И ты, и ваш Исаков — оба одинаковые! Самовлюбленные павлины, ужас!

— М-да? А какая разница?

— Как это — какая разница? Да ты...

— Да что угодно. Смотри — берег чистый. А у сейсморазведчиков — отличная кухня и удобные кровати. Так кто молодец?

— Белозор, ты просто... Просто... — она вдохнула так глубоко, что ее небольшая аккуратная грудь уже норовила вырваться из-под гнета хлопчатой футболки. Отследив мой взгляд, она медленно выдохнула: — Мо-ло-дец!

— Ага, — сказал я, — Поехали стеклотару сдавать. Авось, на ужин в ресторане как раз хватит.

Глава 3, в которой шеф хихикает

Телефон задребезжал внезапно, я дернулся и с испугу ляпнул по клавишам печатной машинки, рычаги с буквочками хором ринулись атаковать лист бумаги. Вот же черт!

— Алло! Отдел городской жизни, газета "Маяк". Да, Белозор. Да, слушаю вас внимательно! — я плечом прижал к уху трубку, тщетно пытаясь расцепить рычаги, которые сплелись покрепче пары змей.

Такие читатели есть у каждой газеты... Для начала он перечислил все свои регалии, начиная от медали за трудовые заслуги и заканчивая грамотой за первенство в лыжных гонках в третьем классе. Потом — рассказал сколько лет читает "Маяк" — по всему выходило, что родился он году эдак в тысяча восемьсот двенадцатом, до нашей эры. Поведал о чувстве глубокого родства и солидарности с нашей редакцией и о безмерном уважении ко мне лично. И только после этого перешел к делу.