Гонконг (др. изд.)

Какие немцы могут быть на бриге «Охотск» и откуда? Шкипер Юзелиус из Риги, где в 1845 году судно снаряжено, не сдал англичанам «Охотска», сжег и сам ушел с большей частью команды на шлюпках. Финны, конечно, были и у него, как и на всех кораблях компании.

Лютеране – звери, как полагал Иннокентий. Он однажды так прямо и написал Фердинанду Петровичу Врангелю в Петербург, что в Аляску присылают служить лютеран, и в скобках добавил: «зверей».

На этот раз он сидел в компании протестантов-англикан. Это другой народ, и вера у них другая.

Иннокентий был среди алеутов не только законоучителем, но и слесарем, столяром, оружейником, лодочником, смолокуром, учил людей всему, чему сам научился, живя в семье в сибирской деревне.

Вот сын последний раз приезжал из Москвы и сказал, что преосвященного Иннокентия ждут там. Все лучшее должно быть в столице! И будто бы Иннокентия Вениаминова прочат со временем в московские митрополиты! Плох Филарет, долго не проживет… Сам говорит. Иной замены, мол, нет. Иннокентий известен подвижничеством и подвигами своими на Аляске и в Сибири. Не пора ли, мол, заканчивать свои скитания?

Чем возиться с какими-то вымирающими племенами да сочинять для них азбуки, давно пора в Москву!

А Иннокентий задумал в эту зиму объездить все заселения в новом краю. Амурским инородцам надо дать образование, составить для них азбуки, написать буквари, как для населения Аляски. Тем более что сын здесь трудится и должен со временем сменить Иннокентия как ученый.

– …За нашего гостя, господа, – приподнимаясь, сказал Эллиот, – о ком мы читали и слышали, кто провел свою жизнь в пустынях, обращая в христианство дикие племена, неся им слово божье! За вас, ваше преосвященство, за ваши подвиги, за ваше здоровье.

Артур Стирлинг никогда бы не подумал, что коммодор способен произносить речи, восхваляющие православного проповедника. Впрочем, известно, что англиканская церковь издревле ищет с православной добрых контактов.

«Положим, вряд ли они про мои труды читали, – полагал архиепископ. – Ну, да не во мне дело! Ни нам, ни нам…»

После обеда Иннокентий отправился на «Грету».

Тронсон спросил инженера Уиттингхэма, будет ли он писать в своей книге о встрече с архиепископом.

– Да, желал бы.

– В таком случае в моей книге я опущу этот эпизод, – сказал Тронсон.

Глава 5. Может быть, навсегда

Утром на «Грету» поднялись двое французских офицеров.

Увидя их усы и бородки, Сибирцев подумал, что подобострастие всем народам свойственно. У наших офицеров и матросов усы пущены, как у государя Николая, ныне усопшего. Многие осмеливаются, впрочем, носить одни усы без императорских бакенбард. Матросы постарше предпочитают бакенбарды. На то царская служба!

Китайский богдыхан женился на монгольской княжне, и сразу же все принцы крови и вельможи Срединной Империи стали жениться на монголках. Хорошо, что монголки спокойны по натуре и не интриганки. Скачка верхом и стрельба из лука вошли в распорядок светских забав женской половины двора. Как слышно от японцев, монгольский князь был назначен командующим императорской армией, сражающейся против тайпинов[12]. Китайское подхалимство в этом случае оказывается прогрессивней европейского, способствует спортивному развитию пекинских аристократок – своеобразной эмансипации.

А у нас наш покойный ныне император однажды получил в подарок от австрийского императора лошадь каурой масти. Сразу же весь Петербург поскакал и покатил на каурых.

Император Луи Наполеон III носил закрученные усы и бородку ловеласа и жуира – и все военное сословие империи этими же признаками выражало верность престолу.

– Вы говорите ли по-французски? – спросил старший из офицеров у Шиллинга.

– Oui[13].

– О-о!

Французы просияли. Беседа живо завязалась.

– Мой лейтенант! – обращаясь к Пушкину, сказал капитан Андре Руа, с легкой проседью в завитых усах. – Мы очень много слыхали о вас и восхищены вашими подвигами в Японии. Вы в плену! Ваше положение вызывает глубокое сочувствие. Если бы вы, лейтенант Пушкин, с вашими офицерами и людьми были задержаны нами, то уже сегодня находились бы на родной земле…

– Да! Да! – подтвердил юный лейтенант Жан Дени. – В этом отношении наши морские законы значительно более цивилизованные, чем установления островного союзника. Признались нам, что в случае захвата принадлежащего противнику судна у них нет права отпускать даже женщин и детей, не говоря уж о гражданских лицах.

– Господин Гошкевич! Юнкер принц Урусов! – представил Пушкин.

– Господин Гошкевич! Как рады!

– Принц…

Известно, что с военными моряками вместе взят в плен молодой дипломат, который, владея тремя европейскими языками, также знает китайский и японский. Он – глава православного колледжа в Пекине, естествоиспытатель, коллекционер, изобретатель летательной машины, главный советник посла Путятина на переговорах в Японии.

– Я уверяю вас, что у нас не было бы ничего подобного! – продолжал Дени. – Вы были бы сегодня же отпущены под честное слово.