Читаем Гонконг полностью

– Это очень большой мастер... фальшивых монет, – признался Точибан, обращаясь к Гошкевичу.

– Преступник? Фальшивомонетчик?

– О-о! Нет! Это... Напротив... В Гонконге никто не принимает серебряных долларов и талеров без его штампа.

– Вы знакомы...

– Да... – небрежно ответил Коосай.

Вунг показался Алексею похожим на сына европейца, рожденного в Индии от туземки матери, каких тут приходилось видеть, или на китайского пирата, каким он, видно, и был когда-то, судя по кличке Ред Роджерс. И на нашего фартового мужика, на этакого китайского Ваньку Каина.

– Вам здесь интересно? – спросил Вунг у Сибирцева.

– Да... – ответил Алексей.

– Вы должны знать! Эта компания, в которую вы входите! Ха-ха! Пригодится! Большому кораблю большое плавание! Я очень люблю ваших царей!

<p>Глава 17</p><empty-line></empty-line><p>АНГЛИЙСКИЙ СУД В ГОНКОНГЕ</p>

В здании суда окна открыты на все стороны, сквозь жалюзи зало продувается, как палуба корабля. Впереди два ряда кресел, дальше – скамейки, как в протестантской церкви.

Пот катит градом с раскрасневшегося лица купца Пустау, он то и дело выдергивает платок из заднего кармана сюртука, утирается и опять небрежно заталкивает, платок из разреза торчит красным хвостиком. Оба немца – Тауло и Пустау – в черном и Сайлес в клетчатом сблизили головы, как бы составляя заговор. Сегодня они виновники происходящего. Сибирцев замечает всеобщее оживление, как в театре при съезде гостей или перед открытием занавеса. Энн сказала ему, что театра в Гонконге нет, суд заменяет театр.

Тауло под судом, но отвечал своим карманом судовладелец Пустау, какую-то закулисную роль играл Сайлес.

Тауло осклабился, и голова его дернулась, когда он увидел в публике лица Пушкина, Шиллинга, Сибирцева, Елкина и Михайлова. Впереди, на ряд ближе, Гошкевич и японец с тростью в джентльменском костюме. Встреча не из приятных! Однако Тауло с улыбкой потянулся к своим бывшим пассажирам.

Подсудимому предложили сесть на место. Сайлес еще и еще давал ему какие-то советы и едва оторвался.

Вошел судья в парике и в мантии. Заседание началось. Судья задал обычные вопросы. Суть дела была изложена и казалась всем ясна.

– Сколько же вы взяли с моряков погибшего при кораблекрушении корабля «Диана» для доставки их в Россию через Охотское море? – спросил судья.

– Двадцать тысяч долларов, – ответил Тауло.

Раздался дружный хохот всего зала.

– О-е-ха! – закричал мистер Вунг, он же Джолли Джек, подскакивая в поставленном для него кресле наособицу.

– Сколько? – делая изумленное лицо, спросил судья.

– Двадцать тысяч! – вызывающе резко бросил шкипер.

Раздался еще громче взрыв хохота, но едва судья открыл рот, как зал дисциплинированно стих. И опять слышался китайский крик Джолли. Общее неодобрение публики к подсудимым стало сразу очевидным. Судья это почувствовал. Английский джентльмен, конечно, знал, как он популярен, как любит публика его парадоксальные вопросы.

– Так вы дураков нашли, если загнули такую цену? Подсудимый, отвечайте: да или нет. Вы дали присягу отвечать чистосердечно. Да?

– Да, – ответил Тауло.

В зале начался гомерический хохот, как при виде любимого актера, любая реплика которого приводит всех в восторг.

– Повторите сам: «Я нашел дураков среди несчастных, попавших в беду». Повторяйте.

– Это снизит наказание? – не растерялся Тауло.

Тут захохотали Пустау и вся компания немцев и американцев во главе с Сайлесом.

– Нет, это не снизит наказания, – ответил судья, – но должно уяснить дело.

– Тогда не повторю.

Хохот повторился, но быстро ослабел.

– Редактор газеты «Чайна мэйл»? – оборачиваясь к Сибирцеву и показывая глазами на затылок долговязого джентльмена, спросил Гошкевич.

Джентльмен что-то записывал и качал головой, словно все происходящее подтверждало его собственное мнение.

– Это мистер Шортред, – ответил Алексей.

Горячая речь обвинителя поначалу слушалась в молчании. Вскинув руку, он заговорил, что подсудимый грубо попрал права человека, оболгал и обобрал ни в чем не повинных тружеников моря, чей корабль подвергся еще невиданным испытаниям и погиб. Пользуясь несчастьем, подсудимый заломил цену, которую никто и никогда не брал.

– Вместо бескорыстного спасения тех, кто заслужил признание и восхищение, вы обчистили их, как карманный вор!

– Слушайте! Слушайте! – раздались крики.

– Впрочем, чего же от вас ждать! Вы поглумились над правами людей и сделали спекуляцию на их страданиях, осквернив понятия долга и милосердия!

Адвокат вскочил, как на пружине, и высоким голосом с уверенностью опытного оратора, немного нараспев и с аффектацией стал доказывать, что мистер Тауло, как никто другой, пришел на помощь страдальцам и защитил права человека! Он спас погибших! Благодаря ему они среди нас и пользуются традиционным английским гостеприимством. Кого же благодарить за это? Только мистера Тауло! Он единственный в мире защитил право потерпевших на спасение! Свобода слова, независимость понятий, уважение к правам человека, вот те... те...

Судья извинился, перебил оратора и спросил, не проявляет ли защитник неуважения к суду, выкрикивая некоторые слова и пуская при этом петухов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Морской цикл

Симода
Симода

Роман «Симода» продолжает рассказ о героических русских моряках адмирала Путятина, которые после небывалой катастрофы и гибели корабля оказались в закрытой, не допускавшей к себе иностранцев Японии (1854 год). Посол адмирал Путятин заключил с Японией трактат о дружбе и торговле между двумя государствами. Были преодолены многочисленные препятствия, которые ставили развитию русско-японских отношений реакционные феодалы. Русские моряки строят новый корабль, происходит небывалое в Японии сближение трудового народа – плотников, крестьян – с трудовыми людьми России. Много волнующих и романтических встреч происходило в те годы в японской деревне Хэда, где теперь создан музей советско-японской дружбы памяти адмирала Путятина и русских моряков. Действие романа происходит в 1855 году во время Крымской войны.

Николай Павлович Задорнов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза