Гонконг

– Я знаю! У вас нет чина коммодора! Но все же вы – коммодор! Вы командуете эскадрой, исполняя дипломатическое поручение, какие у нас возлагали на коммодора Адамса! Мой коммодор!

Посьет дал характеристики губернатору, знакомым чиновникам и переводчикам, в том числе и Мориаме.

«Зачем он так откровенен с этим господином? Верный ли тон взят?» – озаботился Римский-Корсаков.

Харрис не нравился Воину Андреевичу, не вполне нравился ему и Посьет. «Казалось бы, умный и дельный. Облечен величайшим доверием. Откуда выскочил, грубо говоря? Где откопал его Путятин и за какие качества приблизил и возвысил? Назвал его именем самую лучшую гавань Приморья – мира будущего. На англичанина смахивает, и этого уже достаточно Евфимию Васильевичу. Обязателен, знает языки и уже коммодор – по сути дела, американец не ошибся. Ведет переговоры с Японией и Америкой от имени России. Тысячу раз прав Гончаров. Разве в петербургском самовластье дело? Да у нас на эскадре у Евфимия Васильевича в десять раз худшее самовластие и тирания! И самодурство! И никто не пикнул. При этом авантюристов и проходимцев у нас и в правительстве, и около правительства не меньше, чем в Америке. А вот говорят, что у них все стоит на предприимчивых личностях! Это еще вопрос, кто кого по этой части за пояс заткнет».

Воин Андреевич не завидовал, в дипломаты не собирался, Константин Николаевич дорогу ему не переходит, держится просто, естественно, мнения окружающих выслушивает и, если стоит, принимает.

Когда возвращались на суда, Колокольцов сказал:

– Зачем, Константин Николаевич, так выкладываете ему все? Мне кажется, что этот американец порядочный пройдоха.

Колокольцов спутник и друг Посьета, много плавал с ним и жил в Японии.

– Ну, может быть, не так строго! – отозвался Константин Николаевич.

«И мне кажется, лучше бы держать язык за зубами! » – полагал Корсаков.

Он сам смеялся сегодня и шутил и в карты играл. Говорили про Крымскую войну, и Воин Андреевич заявил, что если английского солдата лишить привычного рациона и комфорта, то он потеряет боеспособность. Под Севастополем британцы не отличались, чего нельзя сказать про французов, которые смелы и отважны в любых условиях.

Надо знать, в чем быть откровенным и радушным, чтобы самим не попасть впросак!

– Мой дорогой! – обратился Посьет к своему молодому другу и неизменному спутнику. – Мне нужны рекомендательные письма в Гонконг. Придется попросить Харриса одолжить деньги. У нас гроши остались с Воином Андреевичем до Гонконга. Как бы японцы нас ни одаряли, а надо еще покупать сувениры...

Эта мысль Посьета пришлась по душе Римскому-Корсакову, согласна с его желанием.

– А борзые щенки? А коллекции фамильных драгоценностей? – вмешался он в разговор.

Векселя были на банки, но наличных денег почти нет. А Харрис сам сказал, что деньги у него есть.

Утром в назначенный час занятий Харрис, преоборя похмелье прогулкой и купаньем, записал в своем дневнике:

«Посьет сказал, что желает, чтобы наши визиты друг к другу происходили бы запросто, без церемоний, как между друзьями, и что я могу чувствовать у него себя как дома, как и он у меня».

– Как вы обходились в Японии без женщин? – за обедом на «Оливуце» обратился к Посьету подвыпивший американец. – Как вообще у них по этой части?

Харрис смотрел настороженно.

– Посол Японии на переговорах с Путятиным – очень образованный и светский японец – не раз беседовал со мной откровенно. Однажды я задал ему такой вопрос.

Харрис восторженно вскинул обе руки и фальшиво расхохотался. Он усматривал своего человека в Константине Николаевиче.

– Ну и что же он?

– Ответил, что у них это доступно для знатного путешествующего вельможи там, где бывает его ночлег. И если князь или чиновник по делам службы живет в храме, то всегда есть приятная служанка или, может быть, привезенная для этого племянница бонзы или какая-то другая юная девица, родственница или знакомая хозяина храма.

– Ах, так! А они меня уверяют, что никогда и ни в коем случае не может японка сходиться с иностранцем.

Теперь Посьет цинично расхохотался.

– Ах, дорогой мой! А где бы вы хотели услышать иной ответ от представителей власти!

– Разве у вас были случаи?

– Когда-нибудь я вам расскажу об этом более подробно.

– Почему же не сейчас? – обиженно спросил изрядно выпивший Таунсенд.

На «Оливуце» принимали японского губернатора. Накамура-сама сказал, что из Эдо прибыло важное распоряжение. Поручена приемка «Хэды», как и предложил Посьет. Это будет происходить одновременно с обменом ратификациями. Уэкава-сан назначается капитаном шхуны.

– Команда для корабля уже составлена и обучена на подобном же судне... На другом корабле такого же типа. С благоговением примется драгоценный для Японии подарок императора России...

Посьет сказал, что «Оливуце» предстоит кругосветный переход. Накамура ответил, что все будет сделано, чтобы снарядить русский корабль в далекое плавание.