-- И правда, ты, Чарли Паркер, или как там его, посоветуй... -- сказал Пастух.
-- Не поминайте имени гения всуе, -- укоризненно покачал головой Трубач. -- А выбрасывать такие чудные вещички было бы грешно. Они нам еще наверняка пригодятся.
-- А сколько стоит такая фиговина? -- спросил Боцман.
-- Люблю хозяйственных мужиков, -- усмехнулся Трубач. -- Точно не скажу, но со всем комплексом слежения и контроля никак не меньше твоего "форда".
-- Ого! -- присвистнул Боцман.
-- Не свисти, -- сказал Артист. -- Деньги водиться не будут.
И все шестеро негромко загоготали, точно так, как смеялись они на коротких привалах между боями на склонах Кавказского хребта.
-- Кстати, о деньгах, -- сказал Пастух. -- Если этот человек-невидимка знает про пятьдесят штук баксов, стало быть, на нас его вывели в управе. Так? Да и вообще, если пораскинуть мозгой, узнали мы не так уж мало...
-- Ну что, пошли? -- сказал Артист. -- По крайней мере, сейчас нас, надеюсь, ни одна гнида не слышит.
-- А этот хрен в "мицубиси"? -- спросил Боцман.
-- Будь спокоен, -- ответил Пастух. -- Он теперь далеко. Сейчас мы для них временно потеряны. И если б были сиротами, старыми холостяками и импотентами, вполне могли бы без всякого риска раствориться на шарике и исчезнуть навсегда.
-- Удивительный день! -- откликнулся Артист. -- Семен Злотников впервые жалеет, что он не импотент.
-- Не грусти, Казанова, -- обнял его за плечи Иван. -- Что-что, а это у нас у всех впереди. Если, конечно, крупно повезет и сумеем дожить до этих старческих неожиданностей.
И снова их смех странно разнесся по чужому Двору.
Так, словно сбросив на время гнетущую тяжесть этого нового витка своей общей судьбы, они шагали в сторону Триумфальной арки, мимо Поклонной горы.
-- Что будем делать, господа офицеры? -- приостановился Артист. -Удрать от них нам все равно не удастся. Судя по всему, нас бросят в дело не сегодня завтра. Так что не вижу смысла расставаться. Предки мои на даче, квартира свободна и гостеприимна. Аида ко мне, и будем ждать.
-- Здоровая мысль! -- одобрительно воскликнул Док. -- Завалимся к Семке, отоспимся, а там война план покажет.
Кончалась зыбкая предутренняя пора, но гулкая тишина, изредка нарушаемая шелестом одиноко летящей черной правительственной "Волги" или "мерседеса", еще висела над пустынным проспектом.
-- У тебя пожрать-то найдется что-нибудь в холодильнике? -- спросил Боцман. -- А то заглянем в ночной магазин, на всякий случай чего-нибудь прихватим.
Так и сделали. И минут через двадцать, обвешанные пакетами, уже стояли на мостовой у тротуара в надежде голоснуть и поймать таксиста или шального левака. Но редкие машины проносились мимо -- то ли спешили по неотложным делам, то ли орава здоровенных мужиков, блуждающих ни свет ни заря по безлюдному проспекту, мало вдохновляла многоопытных московских шоферюг.
-- Пустой номер, -- минут через десять безуспешной "ловли" сказал Артист. -- Нас никто не возьмет. Шесть таких лбов впустить в свой собственный автомобиль? Взгляните только на Боцмана или Трубача -- это ж надо быть профессиональным самоубийцей!
-- К тому же нам большая машина нужна, -- сказал Перегудов. -- Вроде "рафика" или того же "мицубиси"...
И странно, не успел Иван договорить эту фразу, как вдруг вдали показался быстро приближающийся голубой "рафик", который лихо подкатил и лихо осадил около них свой стремительный бег. Молодой парень приоткрыл дверцу и высунулся из машины:
-- Куда?
-- К "Академической", -- сказал Артист.
-- А сколько дадите?
-- Не обидим, -- заверил Пастух.
-- Двадцать баксов, -- непререкаемым тоном потребовал водитель.
-- Ну ты пират, однако, -- восхитился Боцман.
-- Пират не пират, -- ухмыльнулся наглый водила, -- а свои сто баксов в день имею.
-- Это обезьяна в анекдоте имеет, -- поправил Артист.
-- А мне по фигу, -- отозвался тот. -- Ладно, залезайте. Раз вы нищие, могу домчать и за так.
-- В каком смысле? -- не понял Артист.
-- В прямом, прямом... -- огрызнулся водитель. -- А то "пират", "обезьяна"... Да садитесь вы скорей, чего пялитесь!
В его голосе прозвучало непонятное нетерпение. Впрочем, выбирать не приходилось. Хотелось поскорей убраться с этого Кутузовского, и они быстро забрались в салон голубого микроавтобуса.
Расселись по креслам, машина тронулась и понеслась.
И только тут они заметили, что внутри этот "рафик" какой-то необычный -- между водительским сиденьем и пространством позади него вдруг поднялась прозрачная стеклянная стенка, как в дорогом лимузине или нью-йоркском такси. Все окна машины были завешены плотными розовыми занавесками с дурацкой бахромой по какой-то старой колхозной моде.
Неожиданно с заднего сиденья прозвучал низкий, прокуренный голос:
-- Ну что, здорово, орлы! Совсем, что ли, обеднели, на халяву катаетесь?
Все шестеро стремительно обернулись, не веря ушам и глазам своим.
-- Мать честная! -- воскликнул Пастух. -- Константин Дмитриевич! Вы?!