Из-за фюзеляжа появились двое. Они не были призраками -- за ними стояла группа статных молодых людей. Он вгляделся -- эти двое были Добрыниным и Лапичевым, оба бледные до мертвенной желтизны.
Лапичев подошел -- или его подвели? -- не поздоровавшись, с темными от ужаса глазами, хрипло проговорил:
-- Деньги не пришли. Там вообще нет никаких денег -- нигде. Все кончено, Герман Григорьевич...
-- Вы что, Борис Владимирович? О чем вы, какие деньги? Что здесь вообще происходит?
-- Да бросьте вы! -- сказал Лапичев. -- Они все знают.
-- Вы что, с ума сошли, Борис Владимирович?
-- Ну конечно, сошел! -- согласился Борис. -- Я был в шестнадцатом округе. С топливом облом. Деньги по авансу куда-то исчезли. Рашид-Шах не смог их вернуть себе обратным переводом по расторжению контракта. Он приказал передать вам, причем поклялся Аллахом, что отныне и до конца времен вы его личный враг на всех землях и морях.
-- Вы действительно помешались! -- отпрянул от него Клоков.
-- Да нет, не помешался, -- твердо сказал, подойдя ближе, высокий худой человек с уставшим лицом. -- Борис Владимирович вообще очень здоровый человек. Он просто перепутал. Сто пятьдесят миллионов долларов, полученные в качестве предоплаты от Рашид-Шаха, он умудрился перевести на свой личный счет в Лондон, в филиал Американского банка. Именно во время оформления операции с раздроблением этой суммы по пятнадцати отделениям разных банков помельче он и был задержан нами совместно с представителями Интерпола. Что делать? У него был такой напряженный день... Он намеревался за вашей широкой спиной содрать денежки за топливо еще и с наших лучших друзей -американцев, тут на него работал некто Штукин, но... В общем, как говорится, жадность фраера сгубила... Ну да ладно, у вас еще будет время обсудить с вашим референтом общие дела. Ну так как, господин Клоков, вы летите в Сингапур или остаетесь?
Клоков молчал.
К ним подошел широкоплечий пожилой человек -- заместитель директора ФСБ генерал Касьянов.
-- Понимаю ваше состояние, Герман Григорьевич, -- сказал он. -- Чтобы дать вам немного успокоиться и прийти в себя, предлагаю небольшую автомобильную прогулку. Какую машину предпочитаете, нашу или свою? А впрочем, какая теперь разница, верно? Давайте на вашей. Так оно привычней. Да, кстати, руководителем нашей делегации в Сингапуре утвержден Пашков.
Они вернулись туда, где на широкой площадке перед приземистыми строениями правительственного аэровокзала выстроились на линейке несколько десятков лимузинов и "джипов" с сотрудниками службы безопасности.
Клокова подвели к его "мерседесу", и он снова оказался на заднем сиденье, на обычном своем месте, но только теперь справа и слева от него сидели этот худой усталый человек и другой -- лысоватый крепыш.
Генерал Касьянов устроился впереди, рядом с водителем.
-- Хорошо бы сейчас на дачу! -- сказал Касьянов. -- На какую из ваших загородных резиденций предпочитаете? В Петрово-Дальнее, в Горки-девять или в Жуковку?
-- Какой-то грязный, недостойный спектакль! -- справившись наконец с собой, твердо сказал Клоков. -- Совершенно в духе Берии или Ежова. Значит, действительно ничего не изменилось. Те же приемы, те же провокации. Я знаю, что вы задумали...
-- Ваши демократические убеждения хорошо известны, Герман Григорьевич! -- слегка улыбнулся Касьянов. -- Но честное слово, постарайтесь быть достойным вашего масштаба. Вы же прекрасно понимаете, что нужны были очень веские основания, чтобы мы пошли на такие меры. Так на какую дачу прикажете?
-- Вы не получите ни одного ответа! -- резко сказал Клоков. -- Вы замыслили обычное политическое убийство? Что ж, вам не привыкать.
-- Герман Григорьевич, вероятно, забыл, -- сказал лысоватый крепыш, сидевший от него слева, -- что в его распоряжении находится еще один режимный дачный объект. Резервная вилла в Архангельском, с мобильным узлом связи на случай войны или чрезвычайного положения.
-- А вот давайте туда и поедем, -- сказал Касьянов.
И кортеж вновь помчался по Киевскому шоссе. Клоков, как гроссмейстер в остром цейтноте, быстро просчитывал все ходы, варианты и комбинации, но никакого спасительного решения не находилось. Он закрыл глаза и как бы впал в прострацию. То, что он проиграл, он понял сразу, еще там, у самолета. Теперь надо было оценить нанесенный ему урон.