Гонки на выживание

Второй угонщик дернулся вправо, бессознательно нажав на спуск. Короткая очередь! Несколько пуль веером разошлись по кабине, брызнули искры и осколки приборов… И в тот же миг в кабину с громким свистом ударила тугая и острая, как ледяная спица, тонкая струя встречного воздушного потока — видно, одна из пуль где-то пробила обшивку. Жгучий морозный шнур опрокинул стрелявшего навзничь, и его словно вынесло из кабины. Из-за пробоины спереди при скорости семьсот километров в час давление в кабине не упало, как при обычной разгерметизации, а резко поднялось… Все задыхались. Забортный холод обжигал сильней огня, почти все детали арматуры кабины сразу покрылись белым инеем. Самолет сильно качнуло, завалило на крыло и в нарастающем левом крене повело в сторону.

Второй пилот отпрянул вниз и в сторону, чтоб не попасть на острие пронзающей воздушной спицы, молниеносно натянул кислородную маску и, перегнувшись через пульты и дроссели двигателей, приладил вторую ко рту и носу командира.

Сергей увидел: лицо второго пилота в крови — то ли поранило осколками стекол, то ли задело скользнувшей рикошетом пулей. И в эту минуту тот откинул крышку какого-то ящика, выхватил свой табельный пистолет и навскидку дважды выстрелил через плечо в Пастухова.

Пули ударили в грудь, но титановые пластины и кевлар усиленного бронежилета устояли. Сергей упал за кресло и закричал:

— Дурила! Мы же с вами! С вами, балда!

Но второй летчик этого не слышал, он выронил пистолет и сполз в кресло, потеряв сознание.

А командир, кажется, вообще не успел ничего сообразить — сработал рефлекс профессионала: разгерметизация корпуса — значит вниз, вниз, резко вниз!

Здоровенный, как медведь, под стать своему самолету, подполковник что есть силы отжал рогули штурвала вперед.

Многотонная масса «Руслана» не давала быстро выполнить маневр экстренного снижения — рули управления отзывались с задержкой. Но вот громадная летающая машина послушалась и пошла к земле. Все быстрей, все круче… Меньше чем через минуту «Руслан» уже плыл на высоте четыре тысячи двести метров, командир выровнял его и, снизив скорость, перевел в горизонтальный полет. Струя воздуха из отверстия била уже не с такой силой.

— Командир! Включай сигнал бедствия! — заорал Сергей. — Сигнал «секьюрити» или «мейдей»! Тот порывисто обернулся:

— Откуда знаешь?!

— От верблюда! — крикнул Пастух. — Врубай, ну!

— Вся связь отказала! Вся начисто! Глушняк!

* * *

— Ладно! Хватит в секреты играть, — решился Голубков и посмотрел в глаза Макарычеву. — Я тебя знаю, ты — меня. Не продадим. Назови только имя твоего главного фигуранта.

— Генерал Курцевский. Двигатель «Зодиака», так?

— Ты… ты со своими можешь связаться? — закричал Голубков.

— Не могу. Пока — не могу. По условиям плана операции. А ты со своими?

— Я и подавно.

— Давай назад! — зарычал Макарычев. — Назад, Костя! Скорее на аэродром! Надо связаться с экипажем, любой ценой дать им знать. «Свой своих не познаша»!

— Нельзя, — замотал головой Голубков. — Там наверняка сейчас всюду люди Курцевского. Завалим все. И свою операцию, и вашу.

— Но экипаж-то самолета наш, понимаешь? Они включены в схему операции.

Откинувшись на сиденья и закрыв глаза, нервно шевеля губами, Голубков мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Разобщенность и несогласованность работы спецслужб, кажется, загубила все дело.

Никакого выхода не находилось. И Голубков чувствовал, что сердце сейчас разорвется в груди, как граната.

— К черту аэродром! — крикнул Макарычев. — Единственный шанс — через наш канал ФСБ связаться с оперативным дежурным главного штаба ВВС и военно-транспортной авиации. Передать на борт, чтобы сымитировали критическую неисправность — отказ двигателя, отказ управления — что угодно. Пусть идут, как будто на вынужденную, на любую точку по маршруту, где только может сесть «Руслан». А уж там, на земле, как Бог даст. Другого выхода просто нет.

— Ладно, — сказал Голубков. — Связывайся с дежурным. А я пока доложу своему начальству.

Константин Дмитриевич вытащил из внутреннего кармана подполковничьего кителя мобильный телефон спецсвязи. Нифонтов тут же снял трубку. Полковник Голубков кратко обрисовал положение.

— А-а, черт! — воскликнул Нифонтов. — Ваши действия?

Голубков ответил. Нифонтов молчал с минуту. Потом сказал:

— Ну, хорошо, согласен. Только бы не опоздать. В это же время Макарычев по горячему каналу связи соединился с оперативным дежурным главного штаба Военно-воздушных Сил и потребовал напрямую соединить его с «Русланом» — бортовой номер 48‑220.

— Сейчас узнаю, — отозвался дежурный.

Вновь потянулись минуты ожидания.

Наконец сквозь треск помех донеслось:

— Борт сорок восемь — двести двадцать не отвечает. Связь потеряна… Оба полковника молча глядели друг на друга остановившимися от ужасного известия глазами.

* * *