Гонки на выживание

Как и предупреждал доктор Перегудов, у больничных ворот прогуливалась усиленная охрана — несколько здоровяков в камуфляжной форме с короткими автоматами «каштан» на плече.

Предосторожность не лишняя: время сейчас лихое, а старая психушка, что на улице Матросская Тишина, вплотную соседствовала с не менее мрачным одноименным учреждением — известной не только всей Москве, но и всей России следственной тюрьмой.

Оба сопредельных спецобъекта с известных пор охранялись особо строго и тщательно. Психушка, как, впрочем, и все столичные больницы, — с первых дней чеченской войны и после нашумевших московских взрывов и угроз Радуева и Басаева.

А угрюмый высоченный тюремный замок СИЗО — после фантастического побега киллера Солоника.

— Та-а-ак, — протянул Мухин. — Без гранат не прорвемся.

— Да, брат. С наскока не возьмешь. Пойдем простым советским путем.

Переговоры беру на себя.

— С «каштанами» не договоришься, — вздохнул Олег.

Артист хмыкнул:

— Не трепыхайся, Муха! Мы при оружии куда большей убойной силы.

Он прижал к груди пышный букет роскошных роз и решительно направился к воротам больницы.

Послеполуденное солнце палило нещадно. Но разомлевшие омоновцы были начекуленивой хозяйской поступью шагнули навстречу неурочным посетителям. Широко расставив на американский манер ноги, загородили проход.

— Больница закрыта — мертвый час… — уминая жевательную резинку, процедил один из них. В то же время он оценивающе рассматривал превосходно одетых Артиста и Муху. — Вход строго по пропускам.

— "Вот братан меня встречает у ворот… — засмеялся Семен, цитируя Галича, — он меня за опоздание корит… Говорит: скорее выпьем по одной, мертвый час сейчас у психов, говорит…"

— Чего-чего? — набычился грозный страж. — Какой я тебе братан?

— Эх, сержант! — укоризненно покачал головой Артист. — Что ж ты, блин, песен народных не знаешь?

— Чево-о? Какие еще песни?

— А вот послушай, — подмигнул Артист и затянул вполголоса:

«Дубняка» я взял пол-литра, косхалвы,

Пиво «Рижское» и керченскую сельдь,

И поехал я в Белые Столбы,

На братана да на психов посмотреть…

Охранники при оружии и дубинках подозрительно уставились на певца. И Злотников, поманив их поближе, допел до конца знаменитую когда-то песенку.

Парни разулыбались, загоготали, расслабились.

— Короче, все, как в песне, — закончил Семен. — Тут у нас, парни, брат лежит.

Брат по оружию. Мы мигом. Только цветочки отдать да передачу. Пусть подкормится.

О'кей?

Омоновцы мгновенно посуровели.

— Ты нам тут петь кончай, понял? Сказано: пропуска гони!

— Есть и пропуска, — миролюбиво сказал Артист, понимающе глядя в их сытые физиономии. — Даже постоянные… Держите!

Тут произошло как бы легкое общее замешательство, в солнечном луче на миг мелькнул зеленоватый узор вокруг «двадцатки» на уголке приятно шуршащего шелковистого «пропуска» — и в ту же минуту посетители уже оказались на территории психиатрической больницы.

— Вот за что я люблю наши времена! — заметил Семен, когда они быстро зашагали по асфальтовой дорожке, держа азимут согласно маршрутной карте, начертанной Доком. — Заметь, Муха, несмотря на жуткие строгости, насколько людям стало легче понимать друг друга!

У входа в больничный корпус, означенный на плане звездочкой, тоже маялся на часах дежурный в камуфляже, но и он, в подтверждение жизненных наблюдений Артиста, оказался человеком на удивление чутким и понимающим.

Второй этаж, третий… А вот и вывеска рядом с белой дверью: «Кризисный центр. Отделение реабилитации».

— Ага! — сказал Артист.

Муха потянул ручку, но дверь, как и предсказывал Перегудов, оказалась запертой. Стерегли пациентов бдительно.

Артист нажал на кнопку звонка. Однако никто не появился. Что ж, мертвый час на то и мертвый час.

Они оглядели маленький холл — жалкие пальмочки, мягкие кресла, акварельные цветочки и пейзажики на стенах… Все окна, как и лестничные пролеты, были предусмотрительно забраны прочными толстыми решетками и стальной сеткой, окрашенными белой краской. Такие, значит, здесь действовали правила и порядки.

Да и понятно: ведь здесь, в этом «кризисном» пытались таблетками и уговорами спасти безутешных печальников и возможных самоубийц.

— Время — деньги, — сказал Артист. — Даже в желтом доме. Ускорим ход событий…Он снова и куда настойчивей надавил на звонок.

Наконец в дверном замке с той стороны что-то лязгнуло и перед ними предстала важная дама в белоснежном халате.

— Вы что трезвоните, молодые люди? Как вы сюда попали? Вход в отделение строго воспрещен! Кто вы такие?

~ Это вам, доктор! Здравствуйте! — Артист одновременно смущенно и чарующе улыбнулся, шагнул навстречу и порывисто протянул ей огромный букет. — Вы столько сделали для нас! Вы спасли мою девушку… Таню Иванову, помните? Она тут лежала у вас… Прошлой весной… Мы еще о ней с вами в кабинете говорили — помните?

Взволнованная искренность его интонации обезоружила бы любого.