Гонки на выживание

На крыльце террасы долго никого не было, но, наконец, появился сам Черемисин. И через несколько минут «Волга» въехала на участок и остановилась, обогнув дачу по периметру. Вице-премьеру было решительно ни к чему, чтобы кто-нибудь узнал, что он здесь. А еще через несколько минут они уже сидели с Черемисиным наедине в плетеных соломенных креслах.

— Уговаривать явились… — понимающе кивнул академик.

— Дорогой Андрей Терентьевич, — сказал Клоков, — мне все надоело не меньше, чем вам. И как мне хочется повторить то, что сделали вы, — плюнуть на все и уйти.

Как мы ждали все этой правды, этой свободы. И к чему пришли?

— Вы приехали сообщить мне эти новости? — усмехнулся ученый. — Вы же по табели о рангах то ли пятая, то ли шестая фигура в стране. Так что вы плачетесь, на что сетуете? У вас же все козыри на руках. Говорят, вы имеете на него влияние. Так подсуетитесь, черт возьми, повлияйте!

— Он теперь слушает других людей, сегодня уже не восемьдесят девятый… — Вам сейчас… сколько?

— Пятьдесят два, — сказал Клоков.

— А мне семьдесят. Но такой циничной, хамской расправы над наукой не допустил бы ни Хрущев, ни Ленька, никто… А уж Сталин пустил бы вас всех за такое правление на шашлык, и был бы прав. Так что говорить мне с вами решительно не о чем.

— Так что же, — грустно улыбнулся Клоков, — аудиенция окончена, поворачивать оглобли?

— Как вам будет угодно, — сказал академик и отвернулся к окну. — Я вас не приглашал.

Клоков понял: умный иезуит Лапичев все рассчитал точно. Не прилагая усилий, что называется, и пальцем не пошевелив, дали вспыльчивому старику выпустить первый пар. Теперь можно было потихоньку приступать к делу.

— Я бы уехал, — сказал Клоков. — Но неужели вы думаете, — вдруг вскричал он и вскочил из кресла, — вы, зная меня столько лет, допускаете, что у меня душа болит меньше вашего!

— А черт вас теперь всех разберет! — с желчным презрением ответил Черемисин. — Оборотень на оборотне… Уж какие люди, казалось бы… Лишь прикоснулись к власти, лишь чуть понюхали денег — и что же? Может, назвать имена? Перечислятьвечера не хватит. Русская наука! От Ломоносова! Во что вы ее ввергли?!

— Хотите коньяку? — спросил Клоков.

— А что? За упокой отечественной научной мысли можно и выпить. Чокаться с вами, уж простите, не пощажу ваших титулов и регалий, неохота, да на поминках, знаете ли, и не чокаются. Наташа! — крикнул Черемисин.

Его дочь сидела с Лапичевым в гостиной у камина и, невольно подчиняясь бодрому напору и мужскому очарованию своего визави, слушала сплетни и байки с самого верхнего этажа российской власти, о каких нельзя было бы узнать даже в самой информированной прессе.

Она поспешила на зов отца.

— Сообрази-ка нам чего-нибудь, — пощелкал пальцами академик. — Закусончик какой-нибудь… В общем, сконструируй для знатного гостя.

— Да бросьте вы, Андрей Терентьевич! — с сердцем воскликнул Клоков. — Сегодня именитый, а завтра… — А вот завтра и поглядим… — уже явно помягче сказал академик.

Наташа Черемисина ушла готовить, и, когда она скрылась, академик сказал:

— Значит, так, Герман Григорьевич, обсуждать проблему моего возвращения считаю излишним. При нынешнем раскладе — не вернусь. И покончим с этим. Вы ведь знали, когда ехали, что другого ответа не будет. Стало быть, приехали с чем-то иным. Слушаю… — Ошибаетесь, Андрей Терентьевич. Никакого камня за пазухой у меня нет. Но если бы вы вернулись, это было бы радостью для тысяч людей. Вы лидер коллектива, его символ.

— Лидер, символ… — вновь чувствуя приближение едва стихшего гнева, покраснел Черемисин. — Что я их, этим символом, что ли, кормить буду?

— Вот это и надо бы обсудить, — сказал Клоков.

— А что тут обсуждать? Теперь же всюду коммерческая основа. Можно, конечно, взять наш монтажно-сборочный корпус длиною сто семьдесят пять метров, разбить его штук на тыщу клетушек да и открыть на месте научно-производственного объединения общедоступный публичный дом. Вот вам и деньги на бочку! Только это уж как-нибудь без меня. После моей смерти, которой ждать, конечно, недолго, поскольку видеть все это, отдав делу сорок пять лет, никакое сердце не выдержит.

Потукает-потукает, да разорвется.

— Насчет супердома идея хорошая. Ну а если всерьез?

— Слушайте, — сказал Черемисин, — не морочьте мне голову. Вы же не просто так явились. У вас наверняка есть идея, которую требуется освятить легендарным именем вышедшего в тираж старика Черемисина. Излагайте.

— Все как раз наоборот, — строго, почти жестко сказал Клоков. — Напротив, Андрей Терентьевич, я приехал искать у вас совета и поддержки. Если хотитепомощи. Для вас, возможно, не секрет, что у меня есть враги. Тьма-тьмущая врагов. Им только и надо, чтобы я ушел по вашему примеру. Вот тогда-то они и разгуляются.

— Охотно верю, — кивнул конструктор. — Ну и что из того? Какой помощи вы ждете?

— В стране есть две соперничающие группы. И те и другие атакуют меня с двух сторон, чтобы я дал согласие и убедил Президента снять гриф секретности с вашего «Зодиака».