— Видимо, вам следует узнать, — продолжал он, — что Бейл относится к наиболее искусным фехтовальщикам нашего мира. И поэтому я вам советую не делать поспешных выводов…
— Каких выводов?
— Вы и так уже имеете болезненную рану. И мы не можем допустить, чтобы нас убили в столь критическую для нас минуту. Кстати, вы уверены в своем искусстве владения пистолетом?
— О какой ране идет речь? — изумился я. — Вы имеете ввиду мою шею?
Я прикоснулся к ней рукой и поморщился. Там была глубокая царапина, покрытая запекшейся кровью. Вдруг я почувствовал, что спина моего сюртука мокрая. Этот почти промах был гораздо ближе к цели, чем мне показалось.
— Я надеюсь, что вы окажете честь Манфреду и мне быть вашими секундантами, — продолжал Беринг, — и, возможно, советчиками…
— О чем это вы, Герман? — спросил я. — Какими еще секундантами?
— Г-м, — толстяк казался смущенным. — Мы хотим стоять с вами на вашем поединке с Бейлом.
— Поединке с Бейлом? — изумился я, только теперь начиная понимать, как плохо я себя чувствую.
Беринг остановился и посмотрел на меня.
— Инспектор Бейл — человек очень щепетильный в вопросах чести, — сказал он. — Вы позволили себе неподобающие выражения о его качествах, притом при свидетелях. Вопрос другой — заслуживает ли он их. Поэтому я думаю, что Бейл потребует от вас, полковник, удовлетворения. Другими словами, мистер Байард, Бейл вызовет вас на дуэль, и вам придется драться с ним.
Глава VI
Мне было холодно, все еще полусонный, я клевал носом, безуспешно пытаясь поднять голову, чтобы рана на затылке не так сильно болела.
Рихтгофен, Беринг и я стояли вместе под развесистыми липами королевского парка. Мы ждали восхода, а я размышлял, что чувствует человек, получивший пулю в коленную чашечку.
Послышался слабый рокот приближающейся машины, и на дороге появилось неясное очертание длинного автомобиля, фары которого едва пробивали предрассветную мглу.
Глухо, едва слышно хлопнули дверцы, и на пологом склоне вырисовались три темных силуэта, постепенно приближающихся к нам.
Одна из фигур отделялась от остальных. Это, вероятно, был Бейл.
Вскоре прибыл еще один автомобиль. Врач, подумал я. В тусклом свете подфарников второго автомобиля появилась еще одна фигура. Мне показалось, что это женщина.
Я слышал приглушенные голоса, сдержанный смех. Какие долгие приготовления, подумал я.
Я вспоминал слова Беринга.
Бейл вызвал меня на дуэль в соответствии с конвенцией Тосса. Это означало, что участники дуэли не должны стремиться убить противника.
Целью поединка было причинение болезненных и унизительных ранений.
Однако в пылу схватки нелегко нанести раны, которые унизили бы соперника и при этом не были бы смертельными.
Рихтгофен заставил меня надеть черные брюки и белую рубаху, положенные по ритуалу, и легкий плащ для защиты от утренней прохлады. Я бы предпочел толстый свитер и куртку. Единственной теплой одеждой на мне был бинт на шее.
Наконец наступило время действовать. Подошли два моих секунданта, ободряюще улыбаясь, и тихо пригласили следовать за ними. Беринг взял мой плащ. Мне стало его очень недоставать.
Бейл и его люди шли к прогалине, где света было немного больше. Мы подошли к ним поближе.
— Думаю, что света вполне достаточно, не так ли, господа? — произнес один из секундантов инспектора Бейла, барон Холлендорф. Я имел счастье познакомиться с ним на том злополучном банкете в летнем дворце.
Здесь действительно было лучше видно. Да и время шло к рассвету. На востоке показались первые багровые полосы. На их фоне силуэты деревьев казались еще более черными.
Холлендорф подошел ко мне и предложил коробку с пистолетами. Я выбрал оружие, не глядя. Бейл взял второй пистолет, методично проверил его, щелкнув курком и осмотрев ствол. Рихтгофен вручил каждому из нас по обойме.
— Три раунда. — сказал он.
У меня не было возражений.
Бейл проследовал к месту, указанному Холлендорфом. Сейчас, на фоне светлеющего неба, автомобили были видны гораздо лучше. Большой, по-моему, напоминал “паккард” тридцатых годов. По жесту Беринга я встал на свое место и повернулся спиной к Бейлю.
— По сигналу, господа, — сказал Холлендорф, — делаете вперед десять шагов и останавливаетесь. По команде оборачиваетесь и стреляете. Господа, во имя чести и нашего императора, начинайте.
Белый платок выпорхнул из его рук. Я зашагал. Один, два, три…
Возле маленького автомобиля кто-то стоял. Интересно, кто… восемь, девять, десять. Я остановился, выжидая. Голос Холлендорфа был невозмутим:
— Поворачивайтесь и стреляйте!
Я обернулся.
Бейл стоял боком ко мне. Он загнал патрон в патронник. Заложив левую руку за спину, поднял пистолет. Нас разделяло чуть больше двадцати метров.
Я шагнул к нему. Никто не говорил, что я не должен сходить с места. Бейл опустил пистолет, и я увидел его бледное лицо, пристальный взгляд. Пистолет снова поднялся и в тот же миг дернулся с резким сухим треском. Стреляная гильза перелетела через голову Бейла и, сверкнув в лучах восходящего солнца, упала на траву. Промах!