— Это очень помогает в моем… бизнесе!
— Вы меня здорово надули. Как я понимаю, Ганвор и все другие тоже обмануты?
Она кивнула головой:
— Меня никто никогда не видел в настоящем облике, мистер Байард. Никто никогда не заглядывает ко мне, разве что по делу. Здесь живут очень простые люди. По их мнению, морщины и мудрость неотделимы друг от друга — так что я соответствую их представлению о деревенском месмеристе. Иначе бы ко мне никто не обращался. Вы — единственный, кто знает мой секрет.
— Но почему?
Она изучающе посмотрела на меня.
— Вы необычный человек, мистер Байард. Можно сказать, таинственный человек. Вы рассказали мне довольно много странных вещей. Вы говорили о других мирах, о людях, похожих на животных, покрытых шерстью…
— Дзок! — воскликнул я. Мои руки потянулись к голове, словно пытаясь выжать воспоминания из мозга, как зубную пасту из тюбика. — Хегруны и…
— Спокойно, спокойно, мистер Байард, — произнесла женщина. — Ваши воспоминания, если это только воспоминания, а не игра больного воображения, есть, они целы, и их можно вызвать к жизни. А сейчас отдыхайте. Это далось нелегко — и вам, и мне. Поверьте, очень нелегко было снимать пелену с вашего мозга. Тот, кто пытался уничтожить ваши видения и образы чудесного рая и немыслимого ада, несомненно, искусный месмерист. Но теперь ложь изобличена. Я и сама не дилетант, — проговорила она. — Но сегодня мне потребовалось все мое мастерство.
Она поднялась, подошла к зеркалу на стене и грациозным движением поправила прядь волос.
Я смотрел на нее, не видя ничего. Мысли о Барбро, светящейся фигуре в темноте склада, бегство с Дзоком от хегрунов — теснили друг друга, требуя размышлений и оценки.
Матушка Гудвил подняла со стула одежду, набросила ее на плечи, превратившись в старуху. Белые руки натянули на лицо маску. За этим последовали перчатки и парик. И вот уже со сморщенного годами лица на меня смотрели живые черные глаза.
— Отдыхайте, сэр, — прохрипел старческий голос. — Отдыхайте, спите, мечтайте, и пусть эти беспокойные мысли найдут свои привычные места. Я приду к вам завтра: есть еще много такого, что должна узнать матушка Гудвил. Узнать о вселенных, которые, как вы сказали, существуют за пределами этого мира. Спите и просыпайтесь освеженным, сильным, с чувствами обостренными, словно бритва, потому что вам понадобится все ваше мужество, чтобы выдержать то, что ожидает вас в будущем.
Сказав это, она вышла. Я вернулся в свою комнату, сбросил одежду, лег на кровать с пуховой периной и погрузился в тревожный сон.
Глава VII
Прошло три дня, прежде чем я достаточно окреп для ответного визита к матушке Гудвил.
Она жила в лачуге под соломенной крышей, скрытой от посторонних глаз зарослями алых роз.
Я проскользнул в ржавую калитку, прошел по дорожке, окаймленной неухоженными рододендронами и постучал в темную дубовую дверь.
Сквозь маленькое окошко был виден угол стола, вазочка с незабудками и толстая книга в кожаном переплете. В воздухе раздавалось жужжание пчел, чувствовался запах цветов и свежесваренного кофе. Достаточно необычный фон для встречи с ведьмой, подумал я.
Дверь открылась. Матушка Гудвил, чисто и опрятно выглядевшая в белой блузке и черной юбке, жестом предложила мне войти..
— Сегодня вы без маскарада, — отметил я.
— Вы, очевидно, чувствуете себя лучше, — заметила она сухо. — Не хотите ли чашечку кофе? Или это не принято в ваших краях?
Я пристально взглянул на нее:
— Вы враждебно настроены по отношению ко мне. Почему?
Она пожала плечами:
— Я просто привыкла доверять своим ощущениям. Правда, иногда они противоречат друг другу.
Я сел на стул и оглядел маленькую, тщательно убранную комнату.
Матушка Гудвил принесла кофе, разлила его в чашки и только потом села напротив меня.
— Ну, мистер Байард, ваша голова сегодня ясна. И поэтому я хотела бы задать вам очень важный вопрос. Ваша память восстановилась?
Я попробовал кофе и кивнул. Кофе в самом деле был хорош, как я, впрочем, и ожидал.
— Нет ли у вас какого-нибудь другого имени, которым я мог бы вас называть? — спросил я хозяйку. — Мне кажется, что имя “матушка Гудвил” больше подходит к морщинам и сединам.
— Можете называть меня Оливией.
У нее были изящные белые руки и на одном из пальцев мерцал красивый зеленый камень. Она прихлебывала кофе и смотрела на меня, словно решая, сказать мне что-то или нет.
— Вы хотели задать мне какой-то вопрос? — подсказал я. — Когда я на него отвечу, может быть, вы мне кое-что объясните?
— О многих чудесах поведали вы мне в своем полусне, — проговорила она.
Я услыхал тихое позвякивание и, поглядев на ее чашку, заметил, что это дрожат ее руки, заставляя звенеть чашку. Она быстро поставила ее на стол, заметив мой взгляд, и убрала руки.