Гонители

— Знает, что сулить. — Дайдухул-Сохор сорвал лист березы, разжевал, выплюнул. — Чтобы уберечь свой покой, мы отказываемся пристать к меркитам, к хану Тэмуджину, к любому другому нойону. И если дело дойдет до драки, хори-туматы себя покажут. На них нет железных шлемов, их сердце не прикрывают крепкие куяки. Но у каждого есть лук и стрелы. А кто сравнится с хори-туматами в умении стрелять? С детства мы научены бить на бегу косулю и быстро летящую птицу, прямо в сердце разить лося и медведя.

— Это мне известно.

— Но тебе не известно другое. Степные люди глохнут и слепнут в наших лесах. Деревья и скалы, реки и болота становятся нашими воинами.

В одном переходе от устья Уды Дайдухул-Сохор остановил своих воинов.

Всадники расседлывали коней, пешие, подтягиваясь, валились в тени деревьев на мягкую траву, на рыжую подстилку из хвои. К Чиледу подъехал Олбор, понизив голос, спросил:

— Меркиты близко?

— Близко, сын. Страшно?

— Нет, совсем нет, отец.

Но Чиледу видел, как неспокоен сын, как страх и нетерпение схлестываются в его душе и как ему хочется казаться бывалым воином, чтобы скрыть от других душевную сумятицу.

— Если придется сражаться, держись, Олбор, поближе ко мне.

— Хорошо, отец, — согласился он, но, испугавшись, что торопливое согласие выдаст его страх, лихо сдвинул меч на поясе. — Попробуем, крепки ли меркитские кости!

Печаль сдавила сердце Чиледу. Олбор не знает, что он ему не отец, что настоящий его отец или кровные братья, возможно, находятся среди воинов Тайр-Усуна. И как знать, не поразит ли меч Олбора кого-то из них, не падет ли сам Олбор от меча отца или брата. Сколько непостижимого уму человеческому творится на этой земле. И почему вечное небо не обрушит громы, не испепелит зло?..

Дайдухул-Сохор созвал совет старейшин племени. После непродолжительного разговора решили лучников под началом Ботохой поставить в узком проходе меж гор, конных вести навстречу меркитам.

— А разве ты не хочешь поговорить с Тайр-Усуном? — спросил Чиледу у Дайдухул-Сохора. — Лучше охрипнуть от спора, чем захлебнуться кровью.

— Уши Тайр-Усуна не услышат голоса разума. Он не повернет коней назад.

— Дайдухул-Сохор, любой камень можно расшибить, любого человека убедить.

Чиледу и сам плохо верил своим словам. С тяжестью в сердце скакал он по светлому сосновому лесу, оглядывался, разыскивая среди воинов сына, ободряюще махал ему рукой.

Дозоры меркитов, поджидавшие их, подняли тревогу. Тайр-Усун выстроил воинов на чистом, покрытом редкой травой взгорье.

Дайдухул-Сохор и Чиледу остановились за деревьями. Прикрывая ладонью глаза от солнца, Чиледу всматривался в неподвижные ряды меркитских воинов, и давний, забытый страх холодком просквозил душу. Но на этот раз он боялся не за свою жизнь, а за жизнь сына и всех дорогих его сердцу хори-туматов.

— Дайдухул-Сохор, позволь мне поговорить с Тайр-Усуном.

Дайдухул-Сохор щурил глаза от солнца, бьющего в лицо, обеспокоенно мял в руках прядь лошадиной гривы.

— Поедем вместе. — Дайдухул-Сохор обернулся к воинам:

— Смотрите в оба.

Шагом выехали из леса. Серый конь под Дайдухул-Сохором запнулся о камень. Это была плохая примета. Дайдухул-Сохор рванул поводья, зло хлестнул плетью по круто изогнутой шее. Лошадь пошла боком, часто перебирая ногами и всхрапывая.

Ряды меркитских воинов шевельнулись, раздвинулись. Вперед выехал Тайр-Усун. Время избороздило его худое лицо мелкими морщинами, но выпуклые глаза смотрели молодо, остро. Узнав Чиледу, он приоткрыл от удивления рот, тут же стиснул зубы, и жесткая складка легла возле губ. Повернулся к Дайдухул-Сохору:

— Ты привел своих воинов, чтобы они встали под туг доблестного Тохто-беки. Ты поступил мудро.

— Нет, Тайр-Усун. — Дайдухул-Сохор выпрямился в седле, оперся правой рукой о переднюю луку. — Вы же знаете, наши земли обширны и малолюдны.

Если я отдам вам воинов, кто станет защищать очаг отцов?

— Для чего же ты приехал? — Тайр-Усун подался вперед. — Или ты не понял слов моих посланцев?

— Я все хорошо понял. И потому я тут со своими воинами. Мы будем сражаться. Но перед этим мы хотим вам сказать: уходите. Мы жили с вами в мире многие годы, не делали вам зла. Все будет по-старому, если вы уйдете.

Тайр-Усун зло рассмеялся.

— Вы живете и лесу и не видите, что делается в мире. Ни одно племя не может жить по-старому. Или вы пойдете с нами, или вас возьмет под свою тяжелую руку хан Тэмуджин. А может быть, уже поддались ему? Я вижу тут Чиледу. А он, был слух, служит хану.

— Я ему служил, — мягко, стараясь не озлоблять Тайр-Усуна, начал Чиледу. — Теперь вернулся на землю моих предков…

— Тебя отпустил хан? — перебил его Тайр-Усун.

— Я бежал от него.

— Ты предал и хана! Сначала ты, ничтожный, предал нас, потом хана. С кем ты водишь дружбу, Дайдухул-Сохор? Так же, как других, этот раб предаст и тебя. Он уже сумел вложить в твои уста свои слова. Ты говоришь чужим голосом, Дайдухул-Сохор!

— Тайр-Усун, мы приехали к тебе не для того, чтобы ты обличал нас, как собственных рабов, укравших мясо из котла. — Дайдухул-Сохор нахмурился. — Мы уезжаем. Собирайся в дорогу и ты.