Гонители

– Найманы грозят отобрать наши луки и стрелы. Пристало ли нам ждать, когда они это сделают? Воины мы или вдовые женщины? Мы должны пойти в кочевья найманов!

После Тэмугэ-отчигина говорили многие. Говорили разное. Хан не отбрасывал ничьих доводов, вдумывался в них, добавлял свои, сравнивал с противоположными: он не хотел ошибиться. Об отходе никто не говорил, и это было хорошо. Нойоны, как и он, осознали свою силу и не желали спасаться бегством, но давняя слава о могуществе найманов заставляла их быть осторожными. Тощие кони – отговорка. Не будет уверенности в скорой и легкой победе – передумает. Что это даст? Ничего. Сегодня передумал, а завтра опять надумает. И неизвестно, как себя поведет в другой раз Алакуш-дигит Хури, состоящий на службе у Алтан-хана. Таян-хан ударит в лоб, Алакуш-дигит Хури – в затылок… Нет, ожидание – пагуба…

Шестнадцатого числа первого летнего месяца в счастливый день полнолуния, в год мыши[14], шаман Теб-тэнгри вознес молитвы и окропил боевой туг хана. Войско двинулось в поход. Алгинчи – передовыми пошли четыре тысячи под началом Джэлмэ, Субэдэй-багатура, Джэбэ и Хубилая. Главные силы хан поставил под начало своего брата Хасара. Пусть покажет себя, а то вечно ходит обижен. Затылком войска с телегами, походными юртами и заводными лошадями велел ведать младшему брату Тэмугэ-отчигину.

Покачиваясь в седле, хан размышлял о переменчивости судьбы. Всего год назад он без оглядки бежал от Ван-хана. Думал ли тогда старый хан, что гонится за своей гибелью? Могли ли думать воины-кэрэиты, громя его курени, угоняя его табуны, что всего через год он, хан Тэмуджин, поведет их в битву, какой не знала древняя степь? А кто ему скажет, чем окончится эта битва?.. О вечное синее небо, даруй мне победу?..

Глава 15

В широкой долине было тесно от юрт, телег, пеших и конных. Джамуха остановил своих воинов подальше от этого скопища, шагом проехал к шатру Таян-хана. Перед входом в шатер, скрючив ноги и положив на колени дощечки, сидели писцы хана. Татунг-а останавливал прибывающих нойонов, спрашивал, сколько воинов привели, и писцы заносили ответ в толстые книги, сшитые шелковыми шнурами. Татунг-а спросил и Джамуху, но он сделал вид, что не слышит его, прошел в шатер. Таян-хан и его нойоны молились своему богу-кресту. Такому же богу-кресту всегда возносил молитвы и Ван-хан…

Джамуха вышел из шатра. Татунг-а опять стал спрашивать, сколько у него воинов, коней, телег. Он похлопал его по плечу.

– В книги записывай своих. А на моих и моей памяти хватит.

– Мне велено…

– Тебе, но не мне. Своими воинами повелеваю сам.

Он стал всматриваться в людской муравейник. В движении людей была бестолковость, будто никто не знал, где приткнуться, где остановиться. У Ван-хана такого не было. И он сам, а не его нойоны, спрашивал, сколько воинов привел… Умер Ван-хан, и от дела рук его ничего не осталось, все заграбастал анда. Умрет когда-нибудь и он, Джамуха, возможно, как и хана-отца, его погубит Тэмуджин, – что останется? Он затевал сражения и сражался сам, но струны хуров не воспоют хвалу его храбрости, улигэрчи не сложат сказаний…

Моление в шатре окончилось. Татунг-а позвал Джамуху к Таян-хану.

– Я рад, что ты верен своему слову, – сказал Таян-хан. – Алакуш-дигит Хури обманул нас.

– Он не придет? Не ожидал…

– И я не ожидал. Сыновья онгутов в моем улусе всегда брали себе жен… – Таян-хан вздохнул. – Что делается с этим миром! Не знаю, как теперь и быть. Может быть, уйти за Алтайские горы?

Непонятно было, спрашивает Таян-хан совета или размышляет вслух, но в его голосе слышалась неуверенность, от былой решимости, кажется, ничего не осталось. Раньше это обозлило бы Джамуху, но сейчас он был равнодушен, и это удивило его самого.

Кучулук поднялся, встал перед отцом, бледнея, спросил:

– Как за Алтай? Твой отец и мой дед Инанча-хан никому не показывал крупа своего коня! Лучше пусть наши кости белеют на солнце, чем бежать от Тэмуджина!

– У нас мало войска, сын, Алакуш-дигит Хури подвел, ох, как подвел!

– Будь он проклят! Но все другие, кого мы звали, пришли. У нас пятьдесят пять тысяч воинов. И с ними бежать?

– Сиди, сын. Не думай, что благоразумие и трусость одно и то же. Но ты прав. Мы позвали меркитов, ойратов и нашего друга гурхана Джамуху, при слове «гурхан» Таян-хан сделал еле заметную запиночку, – не для того, чтобы веселее убегать. Пойдем навстречу врагу. – Взбодрился:

– Пойдем, разобьем и череп Тэмуджина, оправив в серебро, поставим рядом с черепом Ван-хана.

Но бодрости, идущей от души, не было в этих словах.

Соединенные войска найман, меркитов, ойротов, джаджиратов Джамухи и идущих с ним людей из племен дорбэнов, салджиутов, катакинов двинулись вниз по реке Тамир, потом повернули на восход солнца, переправились через реку Орхон. Здесь впервые столкнулись дозоры. Найманы в короткой схватке убили одного воина и захватили его лошадь. И будто это было не бедное животное, а чудо, какое привели к походной, на колесах, юрте Таян-хана.