Гонители

Спрашивали из почтительности, каждому было известно и время начала битвы, и место в строю. Джучи снял с головы шлем, выстукивал на нем ногтями барабанную дробь.

Небо над вершинами гор медленно воспламенялось, первые лучи солнца прикоснулись к высоким скалам, но внизу еще держался душный, горячий сумрак.

– И-и-эх! – прокричал кто-то.

И кони рванулись с места, понеслись в гору. Порубили легкие заслоны.

Показались стены заставы Имынь, нависающие над проходом. Поравнялись с ними. Со стен полетели камни, бревна, мешки с песком. Шарахнулись кони, закрутились, сшибая друг друга. Падали пораженные всадники. С другого склона, из-за земляных укреплений, полетели, затмевая солнце, тучи стрел.

Судуй не думал ни о чем, старался лишь не отбиться от Джучи. Обоих крутило и метало из стороны в сторону в месиве коней и людей.

Отхлынув от крепостных стен, воины навалились на земляные укрепления, оттеснили с одной стороны лучников, раскидали землю и внутрь прохода ворвались конные, порубили, вышибли тангутов. Но из-за крепостных стен, из-за перевала на конях и верблюдах мчались все новые и новые воины.

Отчаянно сопротивляясь, монголы покатились назад. Разинув рот, но не слыша своего крика, Судуй размахивал мечом, нападая и отбиваясь. Иногда отставал от Джучи, поворачивал голову, ловил взглядом золотую иглу его шлема, расталкивал своих, пробивался между чужих и вставал с ним рядом.

Джучи был бледен, по лицу струился пот.

– Нельзя назад! Нельзя! – кричал он и правил коня на тангутов.

Но устоять было невозможно. Сражение ползло по теснине вниз все быстрее, все громче становились победные крики тангутов. Скатились в предгорья, стали видны обозные телеги, и здесь началось бегство. Джучи пытался остановить воинов. Но где там!

Под ним пала лошадь. Судуй проскочил мимо, стал разворачивать коня, но его толкали налетающие всадники, увлекали за собой. Кое-как выбрался из потока в сторону, поскакал назад. Джучи бежал пешком, сильно припадая на ногу. Шлем он потерял, и обезумевшие от страха воины его не узнавали, мчались мимо. Судуй спрыгнул с коня.

– Садись!

Джучи вскочил в седло. Тангутский воин на белом коне налетел на него, норовя опустить меч на обнаженную голову. Судуй снизу ткнул копьем в кадык воина, и он опрокинулся навзничь, свалился, застряв одной ногой в стремени. Судуй успел поймать рукой второе стремя. Лошадь понеслась, храпя и лягаясь. Судуй бежал рядом, не отпуская стремени, стараясь подхватить поводья. Вдруг лошадь вздыбилась, рухнула на землю, придавив Судую ногу.

Из ее пробитого стрелой горла тугой струей ударила кровь, заливая лицо и голову Судуя. Отплевываясь, протирая кулаком глаза, он попробовал высвободить ногу. Не удалось. А мимо катилось тангутское войско.

Промчались конники. За ними – воины на верблюдах, наконец пешие. «Пропал я! Э-эх, пропал!» Судуй притих. Залитый лошадиной кровью, он был для тангутов мертвым.

Неизвестно, сколько времени пролежал неподвижно. Нестерпимо ныла нога, от зноя и страха во рту все пересохло, язык стал шершавым, как у вола… «Что скажет мать, когда придет встречать воинов, а меня с ними не будет?»… Но что это? Тангуты как будто повернули назад. Бегут! Бегут назад! «Духи-хранители, спасите меня ради моей матери!» Послышались громкие, все нарастающие крики: «Хур-ра!» И всадники на низких степных лошадках бурным потоком хлынули к проходу…

Вечером воины Чингисхана были уже на перевале. Из пятидесяти тысяч тангутов в Чжунсин ушло едва ли больше десяти – пятнадцати. Остальные были убиты в сражении, взяты в плен и безжалостно изрублены на перевале.

Судуй выбрался из-под лошади, поймал тангутского верблюда и на нем поехал разыскивать Джучи. Сын хана крепко стукнул его кулаком по плечу.

– Ты где был?

– Отдыхал. Когда остался без коня, подумал: зачем бегать взад-вперед?

Да еще пешком. Лег и полеживал.

– Если бы не ты, Судуй, я бы пропал!

– Э-э, я все делал так, как велел твой отец. – Судуй засмеялся.

Глава 8

Кутаясь в шерстяной плащ, Ань-цюань поднялся на городскую стену…

Смеркалось, шел мелкий дождь. С верховьев Хуанхэ дул холодный ветер, хлопал полами плаща, трепал огни, поднятые над его головой телохранителями; неровный, прыгающий свет вырывал из серого мрака зубцы стены, кучи мокрых камней, воинов, зябко жмущихся к зубцам. Император шагал, расплескивая лужицы черной воды, смотрел вниз, где в мутной дождевой мороси и сумраке вечера расплывались, сливались в сплошную дугу огни вражеского стана. Огни горели и в стороне Бован-мяо. Там, в храме предков тангутских императоров, расположился предводитель кочевников, грязный осквернитель святынь…