— Нет. Завещание хранится у нотариуса. Я был свидетелем при составлении и знаю, что он все — и поместье, и состояние — оставил некому Малику Тоусу, его восточному партнеру, как я понял.
— Как, Малику Тоусу?! — Потрясенный до глубины души, я перешел на крик. — Тебе ли, изучающему восточные верования, не знать, кто это. Боже милосердный, очнись, Конрад, это очередное безумие. Ни одного смертного не могут называть именем Малик Тоус. Вспомни, это титул злобного божества из далекой Азии. В таинственной пустыне, затерянная в ее глубинах, есть Проклятая гора — Аламаут, и веками высятся там Восемь Медных Башен, выстроенных загадочными йедзеями. Они поклоняются этому злому богу и его символу — медному фазану. Их соседи-мусульмане ненавидят этих дьяволопоклонников, справедливо считая, что Малик Тоус — одно из имен истинного Сатаны и суть его — вселенское зло, как у Князя тьмы Аримана или Старого Змея Сета. Ты утверждаешь, что именно его, этого мифического демона, упоминает Джон Гримлен в своем завещании?
— Все верно. — Конрад кивнул и протянул мне пергамент: — Взгляни.
Ему трудно было говорить, так пересохло в горле. И я прочел нацарапанные в уголке конверта странные слова: «Не рой мне могилу, она мне не понадобится». Повеяло замогильным холодом, озноб охватил меня снова.
— Во имя Господа! — сказал я тихо. — Нам нужно поскорее покончить с этим дьявольским делом.
— Согласен, но прежде нам не помешает выпить, — облизывая пересохшие губы, заметил Конрад, направляясь к одному из шкафчиков. — По-моему, вино где-то здесь.
Наклонившись, он с некоторым усилием открыл резную дверцу красного дерева.
— Я, кажется, перепутал, Гримлен брал напитки не отсюда. — Лицо Конрада разочарованно сморщилось. — Никогда ранее я так не нуждался в глотке хереса… А это что?
Он извлек из шкафчика пыльный свиток пергамента, почти неразличимый под слоем паутины. Стряхнув грязь, Конрад стал разворачивать пожелтевшую кожу. Таинственная и волнующая атмосфера этого мрачного дома целиком захватила меня, в ожидании новых загадок я склонился над плечом моего спутника, рассматривая старинные буквы.
— Мы нашли «родословную пэра», — пояснил Конрад. — С шестнадцатого века, а в некоторых старых семьях и ранее, было принято отмечать хронику рождений, смертей и других знаменательных событий.
— И кто был основателем фамилии? — поинтересовался я.
Сдвинув брови, Конрад старательно изучал выцветшие буквы, разбираясь в затейливых каракулях архаичного почерка.
— Г-р-и-м… сообразил — естественно, Гримлен. Мы держим в руках родословную семьи Старого Джона. Изначально они владели поместьем «Жабье болото» в Суффолке — странноватое название для поместья. А вот и последняя запись.
Я прочел вместе с ним: «Джон Гримлен, появился на свет 10 марта 1630 года от Р.Х.». Далее следовала новая строка, выполненная странным корявым почерком: «Умер 10 марта 1930 года» — и стояла печать красного воска необычный знак, изображающий распустившего хвост фазана. У нас одновременно вырвался короткий вскрик, и мы молча уставились друг на друга. Пламя свечи отбрасывало тени на мгновенно заострившиеся черты моего друга, Я старался игнорировать крадущийся по шее холодок. Меня охватила волна бешенства, когда мне показалось, что наступило озарение и я проник в дурацкий замысел старого безумца.
— Ничтожный фигляр, он думал напугать нас подобными шутками, — выпалил я. — Актер переиграл сам себя в этой столь тщательно продуманной безумной постановке! Явно ему не хватало вкуса — огромное количество трюков свело на нет весь невероятный замысел. И в результате драма иллюзий превратилась в скучнейшую и пошлую пьеску.
Хотелось бы мне иметь ту уверенность, с которой я все это произносил. Конрад молча направился к лестнице, поманив меня рукой и взяв большую свечу со стола красного дерева.
— Мне не хватило мужества справиться с этим жутким делом в одиночку, прошептал он, — я рад, что ты здесь.
Мы стали подниматься по лестнице дома, сам воздух в котором, казалось, вибрировал в безмолвном ужасе. В тяжелых бархатных портьерах прошелестел невесть откуда взявшийся легкий ветерок. Воображение услужливо нарисовало картинку из-за раздвинутых когтистыми пальцами штор на нас неотрывно смотрят злобные красные глазки. И тут же мне почудился где-то над нами звук тяжеловесных шагов, но оказалось, что это глухим барабаном стучит мое сердце.