Вистинг понял, что сказал отец, но у него не было времени вполне осознать, что это означало. Для него, для дела, для всего этого ужаса, в который он оказался втянут. Что это снимало все сомнения.
– Ты уверен? – спросил он.
– Я узнал его по фотографиям из газет. Это он.
Вистинг сглотнул слюну, поблагодарил и закончил разговор. Подозвал Лине.
– Ты уверена, что Томми и твои коллеги приглядывают за Хаглунном?
– Ты по-прежнему считаешь, что это Хаглунн… – начала она.
– Звони им! Убедись, что они не упустят его из виду!
Лине достала мобильный. Рубекк мучался с замком. Спуск в подвал был защищен гораздо лучше, чем амбарная дверь. Могло быть проще пробраться внутрь через одно из подвальных окон. Они были старые и едва держались. Одно было разбито и заколочено фанерой. Потом Вистинг сообразил сбегать в амбар за кувалдой. Рубекк уступил ему место, и Вистинг разбил уже потрепанные деревья. Следующим ударом сбил замок.
Заскрипели петли. Рубекк откинул одну дверцу, положил на землю. Из темноты пахну́ло гнилью и плесенью.
Они стояли, прислушиваясь. Где-то капала вода. Больше ничего.
Рубекк включил фонарик. Свет медленно проникал вниз. Каменная лестница перед ними блестела от влаги.
Вистинг поднял кувалду к груди и сделал первый шаг.
Лестница привела в комнату с высоким потолком и побеленными стенами, усеянными черными пятнами плесени. Никто ничего не говорил. Холодная тишина шла от стен, словно невидимый туман. На столе стояли пустые банки из-под варенья, консервы и бутылки с написанными вручную этикетками. Посередине противоположной стены была еще одна дверь.
Рубекк толкнул ее. Заперто. Вистинг разбил ее двумя ударами.
Они вошли в другую комнату. Слева от двери Вистинг нашел рубильник; загудело электричество, и зажглась большая лампа под потолком.
Это комната была меньше. Она имела форму подковы вокруг пристройки. Посередине пристройки была окованная железом дверь, оснащенная подвесным замком.
Вистинг подошел. У стены пристройки стояла табуретка, а под самым потолком было слуховое окно, через которое можно было заглянуть внутрь. В углу, прислоненная к стене, стояла старая видеокамера на штативе.
Он протянул Рубекку кувалду и встал на табуретку. Сглотнул, поднял голову и посмотрел в окно.
78
На полу в позе эмбриона лежала голая девушка. Вистинг прижался лбом к грубой кирпичной стене над окошком. Ему в нос ударил едкий запах мочи. Девушка лежала неподвижно. На шее у нее был тот же кожаный ошейник, что у Сесилии на записи, словно она была животным, чьей-то собакой.
Она осторожно повернула голову и посмотрела на него, как будто почувствовала, что на нее кто-то смотрит.
Она, наверное, слышала, как они прорывались в подвал, и Вистингу показалось, что он увидел в ее взгляде смесь надежды и ужаса.
– Линнея! – крикнул он.
Девушка на полу крепко зажмурилась. Тут же Рубекк нанес по двери первый удар; тело девушки содрогнулось.
– Все кончено! – крикнул Вистинг. – Мы из полиции.
Он слез с табуретки и стоял с пустыми руками, смотрел, как Рубекк заносит кувалду для нового удара. Он не мог думать о всех тех минутах, которые они уже потратили впустую. Всех потраченных впустую часах, пока Линнея Каупанг была под замком.
Лине зашла в комнату за ними. Она встала у двери с телефоном в руке.
– Он ушел в лес, – сказала она.
– В смысле?
– Хаглунн, – не пояснив, сказала она. – Томми пошел к дому убедиться, что он там. Хаглунн ушел в лес за домом с большим фонарем.
Вистинг вспомнил карту, висевшую в переговорной во время дела Сесилии. На ней отмечались области поиска, становившиеся все больше и больше. Дом Хаглунна в Долвене находился в каком-нибудь километре отсюда. В принципе Хаглунн и Равнеберг были соседями.
– Он заметил Томми?
Лине покачала головой.
– Тони идет за ним.
Раздался последний мощный удар, и Рубекк проломил дверь. Лине сделала несколько шагов.
– Она там, – сказал Вистинг и пошел к двери. – Позвони в «скорую». И позвони Хаммеру, попроси его взять всех свободных людей и ехать сюда.
Линнея Каупанг поднялась на ноги. Она встала возле стены, прикрывая грудь рукой.
– Все кончено, – повторил Вистинг.
Он снял с себя куртку и накинул на ее дрожащие плечи. Она неслышно что-то прошептала и сделала несколько неуверенных шагов. Рубекк приобнял ее и вывел наружу. Вистинг остался внутри и оглянулся. Попытался осознать меру творившегося здесь ужаса.
Комната была меньше тюремной камеры. Стены надвигались на него, ему стало тяжело дышать. Он подошел к двери и положил руку на холодный кирпич. Там было что-то нацарапано. Сложно было сказать, каким инструментом. Может, быть просто пальцами, скользившими взад-вперед так долго, что провели линии. Две неровные буквы, C и Л – Сесилия Линде, те же инициалы, что на желтой кассете, на которую она записала свои последние слова.
Прямо над ними были более отчетливые буквы. Э и Р. Эллен Рубекк. На полу лежала маленькая заколка для волос с желтым бантом, которой выцарапали последний привет. Л К.