Гончие псы

Это давало Вистингу преимущество во многих тысячах часах опыта, однако он все равно чувствовал свою подчиненность. Внутренние расследования всегда проводились крайне тщательно, и все, что находили следователи, передавалось дальше и анализировалось людьми, числившимися среди лучших уголовных юристов страны. А они, сидевшие на верхних этажах за широкими письменными столами, всегда находили что подвергнуть критике.

– Я буду записывать нашу беседу, – объявил инспектор и включил диктофон. – Потом набросаю краткий отчет, чтобы вы могли с ним ознакомиться и подписать.

Вистинг согласился кивком, подвинулся к столу и встретился глазами с мужчиной напротив.

«Теперь я сижу по другую сторону стола», – подумалось Вистингу. Там, где раньше побывало множество мужчин и женщин. Там, где он сам размещал сотни, тысячи подозреваемых. По закону они были невиновны, пока иное не было доказано. Для следователей все было наоборот. Отправной точкой для них было то, что сидящий напротив человек – виновен. Чтобы распутать дело, было очень важно верить в это. Быть твердо убежденным в том, что человек перед тобой сделал то, в чем его или ее обвиняют. Так делал и сам Вистинг, когда допрашивал Рудольфа Хаглунна семнадцать лет назад. Когда он зашел в комнату для допросов, он напомнил себе, что находился теперь в одном помещении с убийцей Сесилии. Так должно было быть. Как спортивное состязание. Если ты не веришь в то, что игра стоит свеч, то проиграешь.

– Вы подозреваетесь в нарушении статей 168 и 169, пункт 2, Уголовного кодекса, – сообщил следователь.

Лоб Вистинга прорезала морщина. Он понял, что не достаточно подготовлен. Целыми днями изучал дело Сесилии, желая вычислить, кто мог подбросить улику, доказывающую вину Рудольфа Хаглунна, но использовал бо́льшую часть времени на поиски альтернативного убийцы. Он был практически не готов к обвинениям, направленным против него самого.

Вистинг ухватился за край стола и почувствовал грубый металлический кант. Нарушение статьи 168 было ожидаемым. В нем говорилось о ложных обвинениях, обычно речь шла о тех, кто их выдвигал, но также и тех, кто обеспечивал фальшивые доказательства. Содержание статьи 169 было ему неизвестно.

– Статья 169 устанавливает минимальное наказание за фальсификацию доказательств длиной в один год тюремного заключения, – объяснил следователь, будто увидел замешательство Вистинга. – В тех случаях, когда кто-то был осужден на основании сфабрикованных доказательств и провел в тюрьме больше пяти лет, виновному может быть назначено наказание до двадцати одного года тюрьмы. Срок давности составляет двадцать пять лет.

Вистинг сглотнул. Неожиданно дело приняло куда более опасный оборот. Последствия обвинения для него могли оказаться гораздо серьезней, чем он предполагал, садясь на стул для допроса. Если он не сможет оправдаться, его посадят.

Он медленно втянул воздух и выдохнул, чуть более громко, чем планировал.

– Поводом для обвинения послужило ходатайство адвоката Хендена в комиссию по пересмотру дела Рудольфа Хаглунна, – продолжал следователь тем же формальным тоном. – Поскольку вы обвиняемый, вы не обязаны свидетельствовать против себя, и, конечно, у вас есть право воспользоваться помощью адвоката на любом этапе расследования.

Дождевая вода бежала вниз по стеклу ровными, прямыми ручейками. Воздух в комнате был влажным и холодным. Вистинг сменил позу, положив ногу на ногу.

– Вам ясны суть обвинения и ваши права? – спросил мужчина по ту сторону письменного стола.

Вистинг кивнул.

– Вы должны отвечать вслух, – напомнил следователь и показал на диктофон.

– Да.

60

Дождь стал плотнее, потоки воды бежали вдоль бордюров. Часы на приборной панели показывали 14:37. Рудольф Хаглунн уже почти час разговаривал с журналистом газеты «Дагбладет».

Лине сидела с красной папкой из дела Сесилии на коленях. На торце была этикетка с надписью «Подозреваемый». В папке содержались показания Рудольфа Хаглунна и вся прочая информация, собранная о нем. Лине собиралась сначала использовать ее как шпаргалку: сверяться по ней, когда Хаглунн кого-то посещал и что-то делал. Теперь она просто хотела лучше узнать его и бессистемно просматривала разные протоколы допросов.

Дома у Хаглунна не нашли ДНК, отпечатков пальцев или других следов Сесилии. Эксперты-криминалисты заключили, что Сесилия никогда там не была. Во время обыска было сделано множество фотографий. Это был типичный дом семидесятых, на нем лежал отпечаток скудности, типичной для дома, полученного в рамках программы жилищного финансирования. Он состоял из большой гостиной, кухни, ванной, туалета, прачечной, двух кладовых и трех спален. Каждая комната была сфотографирована с разных ракурсов, потом отдельно следовали фотографии порнографических журналов, найденных в чемодане в одной из кладовых. Каждый журнал был сфотографирован. Делалось это, очевидно, с целью проиллюстрировать сексуальные предпочтения Хаглунна и обосновать сексуальный мотив похищения Сесилии Линде.