Гончие псы

Она спустилась вниз и пробралась через высокую траву к следующему окну. Там были белые занавески с вязанными крючком оборками. Лине снова подняла мобильный телефон и прижала лоб к стеклу. Это была старая кухня. Эмалированная плита с тремя конфорками, глубокая кухонная раковина и еще одна поменьше, столешница и кухонные шкафчики над ней. Возле окна стоял стол с серой поверхностью. Посередине узорчатой скатерти возвышалась ваза.

Девушка опустила мобильный фонарик, но затем снова приложила его к стеклу и почувствовала, как ее до основания пробрала ледяная дрожь.

В вазе стояли цветы.

Букет красных роз. Один лепесток слетел и лежал на скатерти, в остальном цветы казались совершенно свежими.

Она выключила фонарик, но осталась стоять на месте. Боялась шуметь. Потом медленно обернулась и огляделась. Темные деревья на опушке скрипели, качаясь на ветру. Белесый свет луны создавал движущиеся тени. И тут девушка услышала еще какой-то звук. Будто что-то скреблось обо что-то. Она сосредоточилась, чтобы понять, откуда доносится звук. Он раздавался прямо возле нее, казалось, он идет из дома. Она сделала несколько шагов. Звук исчез, но со следующим порывом ветра вернулся, еще более отчетливый, и тогда она поняла, что это ветви одного из деревьев царапают по черепице.

Лине никогда не боялась темноты и знала, что страх – иррациональное чувство, но она почувствовала, как будто холодная влажная рука пробежала по спине. Дом позади нее стоял пустым последние семнадцать лет, но совсем недавно там кто-то побывал.

Она сделала еще несколько шагов и вдруг увидела свет, движущийся между деревьями. Фары автомобиля. Машина медленно ехала по дороге, и до девушки доносился низкий гул мотора.

Лине сошла с тропы и спряталась за деревьями. Машина проехала мимо нее. За рулем сидел мужчина. Свет фар на мгновение ослепил ее, и она не разглядела ничего, кроме его профиля.

Машина поползла вверх по дороге и остановилась перед главным домом. Двор залило светом, и разруха стала еще очевидней. Водитель сидел в автомобиле, двигатель работал вхолостую.

Лине присела на корточки, затем прокралась на другую сторону дороги и затаилась между деревьями, откуда ей открывался более хороший вид. Девушка подняла фотоаппарат и сделала пару снимков, чтобы была видна машина целиком и весь участок вокруг, потом приблизила номерной знак и сфотографировала его отдельно. Мужчина по-прежнему не выходил из машины. Лине видела только часть его затылка.

Он просто сидел там пять минут, потом тронулся с места, подъехал к двум сараям и включил дальний свет. Останки автомобиля между сараями имели узнаваемую форму «Сааба». Матовый красный лак был покрыт пятнами ржавчины, а резина на покрышках давно сгнила. Еще через две минуты загорелись фары заднего хода. Водитель развернул автомобиль и поехал обратно тем же путем, что и приехал.

Лине вросла в заросший мхом камень и почувствовала, как влага пропитывает одежду. Когда она услышала, что машина проезжает мимо, она подняла голову и сфотографировала водителя. Им был мужчина одного возраста с ее отцом. Очки и поседевшие по краям темные волосы. В нем было что-то знакомое, но кем бы он ни был, вел он себя странно.

47

Вистинг заново просмотрел отчет судебных психиатров, задержавшись на отрывке, посвященном состоянию физического здоровья Рудольфа Хаглунна. Находящийся под психиатрическим наблюдением пациент обладал отменным здоровьем. Он ни разу не лечился от серьезных заболеваний и никогда не лежал в больнице в Норвегии или за границей. В семье не было наследственных заболеваний, он не принимал медикаменты ни в какой форме.

Это все.

Вистинг достал фотографии с осмотра в больнице и стал изучать шрам, оставшийся после удаления родинки. Экспертное заключение психиатров было во всех отношениях основательным, но факт рака кожи нигде не был упомянут. Разумеется, здесь не обязательно скрывалось противоречие. Такую операцию могли провести в дневном хирургическом стационаре, и речь могла идти о доброкачественных опухолях. Однако было странно, что этому не посвятили даже предложения в таком подробном отчете.

Вистинг нашел телефон и позвонил главному врачу, ныне находящемуся на пенсии.

– Знаете ли вы, оперировали ли Рудольфа Хаглунна на предмет рака кожи?

Мужчина причмокнул, будто у него пересохло во рту.

– Почему вы спрашиваете?

– Я перечитал то, о чем вы писали, еще раз, – пояснил Вистинг. – Там написано, что он ни разу не лежал в больнице и не лечился от серьезных заболеваний, но у нас есть фотографии, на которых видны три небольших шрама. Он объяснил, что это шрамы от операции по удалению родинок.

– Не помню, чтобы такая тема поднималась, – ответил психиатр. – Но сведения о соматическом здоровье основываются на том, что рассказывает сам пациент. И все же удивительно, что он не сообщил об этом. Ведь у его отца был рак. Болезнь стала переломным моментом в жизни Хаглунна. Мы много говорили об этом, но он не упоминал, что болезнь не обошла его стороной.

– Разве это не странно?