– Во-первых, хочу убедиться, что в моих сведениях о вас самой ничего не напутано. Вы преподаёте в Йоркском университете, верно?
– Да, генетику.
– На постоянной должности?
– Да.
– Ваша кандидатская степень в области…
– Молекулярной биологии.
– В 1996 году вы ездили в Германию, чтобы взять образец ДНК хранящегося там типового экземпляра неандертальца, всё верно?
Мэри бросила взгляд на Понтера, чтобы убедиться, что он ничего не имеет против того, что она так долго разговаривает по телефону. Его ответная улыбка была вполне искренней, так что она продолжила.
– Да.
– Расскажите об этом подробнее, – попросил Санджит.
В целом подготовка к интервью заняла минут двадцать. Она слышала, как Рубен и Луиза пару раз проходили со двора на кухню; один раз Рубен просунул голову в гостиную убедиться, что у Мэри всё в порядке, и она, зажав микрофон рукой, рассказала ему, что происходит. Он улыбнулся и вернулся к готовке. Наконец Санджит исчерпал свой запас вопросов, и они подтвердили свою готовность к записи интервью. Мэри положила трубку и повернулась к Понтеру.
– Простите, – сказала она.
Но Понтер уже бросился к ней с вытянутой вперёд рукой. В одно мгновение она поняла, какой была идиоткой; он специально заманил её сюда, к книжным шкафам, подальше от двери. Одним движением массивной руки он отбросит её и от окна, и Рубен с Луизой не смогут видеть её снаружи.
– Прошу, – сказала Мэри. – Прошу… я закричу…
Понтер сделал ещё один судорожный шаг вперёд, и тут…
И тут Мэри действительно закричала.
Понтер тяжело оседал на ковёр. Его лоб над надбровным валиком покрывал густой пот, а кожа приобрела пепельный оттенок. Мэри упала на колени рядом с ним. Его грудь быстро поднималась и опускалась; он начинал хрипеть.
–
Она услышала, как распахивается дверь. В комнату ворвался Рубен.
– Что слу… о Господи!
Он подскочил к Понтеру. Луиза прибежала пару секунд спустя. Рубен щупал у Понтера пульс.
– Понтер не здоровый, – сказала Хак женским голосом.
– Да, – ответил Рубен, кивая. – Вы знаете, что с ним не так?
– Нет, – ответила Хак. – Пульс учащён, дыхание неглубокое. Температура тела 39.
Мэри на мгновение растерялась, услышав, что имплант называет температуру в, как ей показалось, градусах Цельсия – если так, то у Понтера серьёзный жар. Но если подумать, это была самая логичная температурная шкала, которую могли бы выдумать существа с десятью пальцами.
– У него есть аллергия? – спросил Рубен.
Хак пискнула.
– Аллергия, – объяснил Рубен, – еда или вещи из нормального окружения, которые не влияют на других людей, но ему от них плохо.
– Нет, – ответила Хак.
– Был ли он болен, когда покидал ваш мир?
– Болен? – повторила Хак.
– Нездоров. Чувствовал недомогание.
– Нет.
Рубен взглянул на украшенные затейливой резьбой деревянные часы, стоящие на одной из книжных полок.
– Он в нашем мире уже пятьдесят один час. Чёрт, чёрт, чёрт!
– Что такое? – спросила Мэри.
– Боже, какой я идиот! – сказал Рубен, вставая. Он бегом устремился в соседнюю комнату и вернулся с коричневым врачебным чемоданчиком, который тут же открыл. Он достал из него деревянный медицинский шпатель и крошечный фонарик. – Понтер, – твёрдо сказал он, – откройте рот.
Золотистые глаза Понтера были полузакрыты, но он сделал, что просил Рубен. По-видимому, его никогда раньше таким образом не обследовали – Понтер засопротивлялся, почувствовав деревянную лопаточку на языке. Однако, по-видимому, успокоенный словами Хак, которые слышал он один, он перестал сопротивляться, и Рубен осветил фонариком внутреннюю поверхность огромной неандертальской ротовой полости.
– Миндалины и другие ткани сильно воспалены. – Рубен посмотрел на Мэри, потом на Луизу. – Какая-то инфекция.
– Но вы, профессор Воган или я находились с ним практически всё время, – сказала Луиза, – и мы не заболели.
–
Луиза бегом кинулась на кухню.
– Я собираюсь дать ему немного аспирина, – сказал он, обращаясь то ли к Хак, то ли к Мэри – она не поняла. – Это должно сбить жар.
Луиза вернулась со стаканом, полным воды. Рубен взял его у неё, потом просунул две пилюли Понтеру между губ.
– Хак, скажите ему, чтобы он это проглотил.
Мэри не была уверена, поняла ли компаньон слова Рубена или просто догадалась о его намерениях, но секундой позже Понтер действительно проглотил таблетки и, поддерживаемый за руку Рубеном, сумел отхлебнуть из стакана немного воды, хотя бо́льшая часть растеклась по его лишённой подбородка челюсти, промочив бороду.
Но он не захлебнулся и не закашлялся. Неандерталец неспособен подавиться – это была обратная сторона их неспособности произносить многие звуки. Их ротовая полость имела такую форму, что ни еда, ни вода не могли попасть не в то горло. Рубен помог Понтеру выпить ещё немного воды; стакан опустел.