Трудно судить, почему Платон оценивает отрицательно эти стихи (может быть, ввиду некоторой метрической свободы второго стиха, где частица de падает на слабую часть стопы, в то время как постановка ее перед двумя следующими согласными должна сделать этот слог долгим). Однако важно другое. Важно то, что в эпоху Платона ходили какие-то стихи Гомера, которые считались апокрифическими и не входили в текст принятого тогда Гомера. Другими словами, какой-то принятый текст Гомера уже был, но что это за текст, сказать невозможно. По крайней мере Платон и Аристотель, подобно Ксенофонту, цитируют Гомера весьма неточно, так что едва ли установление текста было в их время окончательным.
Точно так же и современники Платона и Аристотеля, Демосфен и Эсхин, тоже не дают ничего, чтобы установить какой-нибудь общепринятый в их времена текст Гомера.
Таким образом, ни аттическое издание Гомера, ни какое-нибудь другое не содержало твердо установленного текста, который бы всеми одинаково признавался. Поэтому об авторстве Гомера можно говорить только чрезвычайно условно; и для нас, повторяем, это только тот имманентный автор, который читается нами в теперешнем тексте Гомера. Какие же фактические авторы здесь действовали, когда и как они действовали, это остается тайной многих веков.
Текст Гомера, которым пользуемся мы в настоящее время, получил свою окончательную форму не раньше времени александрийских редакторов Гомера.
13. Основной тезис гомероведения. Подводя последний итог 150-летней работе по гомеровскому вопросу, мы должны сказать следующее.
Очевидно, для современности отпадает вопрос о расчленении Гомера на то или иное число авторов. Этот вопрос и бессмыслен и неразрешим. Очевидно, отпадает также и вопрос о нахождении в этих поэмах также какого-то «ядра» или «зерна» с установлением последовательно ряда дальнейших добавлений. Этот вопрос тоже и бессмыслен и неразрешим. Отпадает также вопрос об единоличии авторства Гомера, т. к. для решения этого вопроса нет никаких данных. Ни редакторство, ни компиляторство тоже не могут быть твердым и определенным предметом для исследования, поскольку здесь возможны только разного рода фантазии, то сужающие, то расширяющие роль отдельных авторов, компиляторов и редакторов по собственному произволу исследователей. Отпадает и необходимость анализа разного рода исторических напластований, если эти последние понимать механически и изолированно, вне связи с целым. Точно так же и определение тех или иных интерполяций возможно только в виде органических элементов художественного целого, но не в виде грубых вставок с грубо политическими целями.
Гомер — это целая энциклопедия всего общинно-родового строя, начиная с его самых диких времен, и очень мощная, очень твердая оценка социально-исторических основ наступающего века цивилизации. 150-летняя работа по гомеровскому вопросу не осталась бесплодной, хотя она и проводилась часто с позиций буржуазного формализма и индивидуалистической философии. Но ценность всей этой работы только и может быть спасена при условии постановки основной проблемы как проблемы исторических напластований органически врастающих одно в другое и притом обязательно в свете того художественного целого, чем являются поэмы Гомера. С этой точки зрения для нас сохраняют свою ценность не только теории [80] единоличного творчества или множественности авторов, но и всякие теории языковые, археологические, этнографические, социально-исторические, историко-литературные, вплоть до теории малых песен, хотя с иных точек зрения все эти теории или утеряли свое значение или являются односторонними. В связи с этим