Читаем Голый завтрак полностью

Я добираюсь до Свободии, а она — боже мой! — чиста и уныла. Бенвей заведует ВЦ, Восстановительным Центром. Я вхожу, и в ответ на «что с тем-то и тем-то?» — пошло-поехало:

— Сиди Идрисс «Стукач» Смизерс напел всё сендерам за сыворотку долголетия. Старого гомика могила исправит.

— Лестер Строганофф Смуун — «Эль Хассейн» — заделался латахом и пытается довести до совершенства ПАП — Процесс Автоматического Повиновения. Мученик отрасли...

(Латах — это состояние, характерное для выходцев из Юго-Восточной Азии. Нормальные во всех других отношениях, латахи вынуждены копировать каждый жест, как только их внимание привлекается щелчком пальцев или резким окликом. Один из видов принудительно-непроизвольного гипноза. Иногда они наносят себе раны, пытаясь копировать движения сразу нескольких людей.)

— Остановите меня, если услышите секрет атомной бомбы...

Лицо Бенвея сохраняет свои черты в фотовспышке целеустремленности, ежесекундно подвергаясь неописуемому расщеплению или метаморфозе. Оно мерцает, как фильм, то теряющий, то вновь обретающий резкость изображения.

— Идемте, — говорит Бенвей, — я покажу вам ВЦ.

Мы идем по длинному белому коридору. Голос Бенвея вплывает в мое сознание из какого-то неопределенного места... освобожденный от телесной оболочки голос, то громкий и отчетливый, то еле слышный, как музыка в конце продуваемой ветром улицы.

— Изолированные группы, вроде туземцев архипелага Бисмарка. У них нет явного гомосексуализма. Чертов матриархат. Во всяком матриархате царят антигомосексуализм, конформизм и адская скука. Окажешься в матриархате — иди, только не беги, к ближайшей границе. Стоит побежать, и тебя наверняка пристрелит какой-нибудь отчаявшийся латентный гомик из полиции. Так кто же хочет создать плацдарм для гомогенности в таком хаосе возможностей, как Западная Европа и США? Еще один ебучий матриархат, что бы ни говорила Маргарет Мид[18]... Вон там вышла неприятность. Бой на скальпелях с коллегой в операционной. А моя ассистентка-бабуин набросилась на пациента и разорвала его в клочья. В потасовке бабуины всегда нападают на слабейшую сторону. И они совершенно правы. Нам не следует забывать наших славных обезьяньих традиций. Противником моим был Док Браубек. Бывший подпольный акушер и толкач джанка (вообще-то он был ветеринаром), вновь призванный на службу во время нехватки рабочей силы. Так вот, Док все утро проторчал на больничной кухне, щупал там сестер и заправлялся угольным газом и «Климом» — а перед самой операцией он, дабы набраться храбрости, глотнул двойную дозу мускатного ореха.

(В Англии, а особенно в Эдинбурге, граждане барботируют каменноугольный газ в климе — жутком порошковом молоке вкуса тухлой известки, — а потом от всего этого тащатся. Чтобы оплатить счет за газ, они закладывают всё подряд, а если приходит человек отключить его за неуплату, их воплями оглашается вся округа. Когда кто-то из тамошних жителей страдает от своей потребности, он говорит: «Я спекся» или «Эта старая печь мне мл спину лезет».

Мускатный орех. Цитирую статью данного автора о наркотических средствах в «Бритиш джорнал оф аддикшн» (см. Приложение): «Заключенные и матросы иногда развлекаются мускатным орехом. Проглатывается примерно столовая ложка и запивается водой. Результаты смутно напоминают марихуану с побочными эффектами в виде головной боли и тошноты. Среди индейцев Южной Америки в ходу некоторые наркотики семейства мускатных орехов. Их обычно употребляют, вдыхая через нос сухой порошок из растения. Шаманы принимают эти ядовитые вещества и впадают в конвульсии. Считается, что их судороги и бормотания имеют пророческий смысл».)

— Я страдал похмельем от яхе и был не в состоянии принимать никакого браубекского дерьма. А он как налетит на меня и давай твердить, что разрез я должен делать не спереди, а сзади, после чего и вовсе понес околесицу: мол, обязательно надо отрезать желчный пузырь, а не то провоняет мясо. Решил, что потрошит цыпленка нa ферме. Я велел ему пойти и снова сунуть голову в печь, тогда он имел наглость отпихнуть мою руку и перерезал пациенту бедренную артерию. Кровь хлынула струей и ослепила анестезиолога, который с воплями бросился бежать по коридорам. Браубек попытался ударить меня коленом в пах, а мне удалось покалечить его скальпелем. Он ползал по полу и наносил мне удары по ногам. Вайолет, моя ассистентка-бабуин, — единственная женщина, к которой я хоть как-то отношусь, — очумела вконец. Я уже влез на стол и изготовился прыгнуть на Браубека обеими ногами и затоптать его, но тут ворвались копы.

Короче, этот скандал в операционной, «это неописуемое происшествие», как назвал его старший офицер, стало, можно сказать, последней каплей. Приближалась стая волков-убийц. Распятие на кресте — иначе это не назовешь. Разумеется, и я совершал кое-какие dumheits[19]. А кто нет? Как-то мы с анестезиологом выпили весь эфир, а больной нас застукал, к тому же меня обвинили в разбавлении кокаина саночистителем. На самом-то деле это натворила Вайолет. Пришлось, конечно, ее выгораживать...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура