Голый конунг

Огромное скопление кладов арабского серебра, констатировал еще в 1968 г. В.М. Потин, «в районе Приладожья и их состав указывают на теснейшие связи этой части Руси с южным берегом Балтийского моря». Причем самые древние клады восточных монет в Западной Европе обнаруживаются именно на южнобалтийском славянском Поморье и датируются VIII веком. Подобные клады появляются в Швеции значительно позже – только в середине IX столетия. Американский ученый Т.С. Нунан в 1980-х гг. признал, во многом сглаживая этот «антинорманнистский» факт,

вытекающий из нумизматических данных, что «русские отношения с Южной Прибалтикой были даже несколько более активными или интенсивными, чем отношения со Скандинавией». В 1998 г. археолог А.Н. Кирпичников заметил, что «до середины IX в. не устанавливается сколько-нибудь значительного проникновения дирхемов на о. Готланд и материковую Швецию (больше их обнаруживается в областях западных славян)». Но тогда, исходя из этих слов и из того факта, что начало дирхемной торговли специалисты относят к 50—60-м гг. VIII в., получается, что очень долгое время – сто лет или около того – эта торговля по существу не затрагивала шведов. Дирхемная торговля, возникнув как чисто славянское явление, лишь со временем втянула в свою орбиту какую-то часть скандинавов, преимущественно жителей островов Борнхольма и Готланда (выше приведены заимствованные шведами славянские слова, связанные с торговлей). В.М. Потин, ссылаясь на нумизматические данные, отмечал, что путь из Южной Балтики на Русь пролегал именно через эти острова, «минуя Скандинавский полуостров…». И клады на Борнхольме и Готланде, по его уточнению, «носят следы западнославянского влияния…».

В середине 1980-х гг. лингвист А.А. Зализняк, основываясь на данных берестяных грамот, запечатлевших разговорный язык новгородцев XI–XV вв., установил, что древненовгородский диалект во многом отличен от юго-западно-русских диалектов, но близок по ряду признаков в фонетике, морфологии, синтаксису, лексике к западнославянскому, преимущественно севернолехитскому (причем особенно заметные отличия наблюдаются в самых ранних грамотах). В 2003 г. археолог В.Л. Янин подчеркнул, что «поиски аналогов особенностям древнего новгородского диалекта привели к пониманию того, что импульс передвижения основной массы славян на земли русского Северо-Запада исходил с южного побережья Балтики, откуда славяне были потеснены немецкой экспансией». Эти наблюдения, отмечал ученый, «совпали с выводами, полученными разными исследователями на материале курганных древностей, антропологии, истории древнерусских денежно-весовых систем и т. д.».

В 1995 г. антрополог Н.Н. Гончарова показала генетические связи новгородских словен с балтийскими славянами, а ее учитель Т.И. Алексеева в 1999 г. увидела в них исключительно «переселенцев с южного побережья Балтийского моря, впоследствии смешавшихся уже на новой территории их обитания с финно-угорским населением Приильменья»[155]. Но эти переселенцы изначально представляли собой этнически неоднородную массу, в состав которой входили славянские и ассимилированные ими народы Южной Балтики (фризы, например), говорившие на славянском языке, но еще сохранявшие свою самобытность в именослове, религии и погребальных обрядах (отсюда наличие в варяго-русских древностях явно неславянских черт и элементов, в том числе антропологических). И шли они на восток несколькими волнами по давно наезженным морским путям.

По А.Г. Кузьмину, первая волна переселенцев двинулась под давлением Франкской империи в конце VIII века. Вторая волна миграции южнобалтийских славян в пределы Северо-Западной Руси датируется археологическим материалом серединой IX столетия. Беря во внимание заключения специалистов, отметивших появление керамики южнобалтийского типа и южнобалтийских славян в ряде центров Северо-Западной Руси в Х в., надлежит вести речь еще о нескольких волнах их переселения на данную территорию. И это движение захватило собой Скандинавский полуостров и вовлекло в свою орбиту какую-то часть его жителей, усилив тем самым неславянский акцент варяго-русских древностей (южнобалтийская керамика известна в большом количестве вплоть до Средней Швеции, и в Х в. она преобладала в Бирке[156]).

Торговые пути

И эти переселенцы шли на восток по давно наезженным морским путям, проложенным именно южнобалтийскими славянами. По очень точным словам Ломоносова, последние «издревле к купечеству прилежали». Какое место торговля занимала в их жизни, говорит тот факт, что крупнейшим святилищем южнобалтийского Поморья был храм бога торговли Радегаста (в руке которого «молот, на голове птица») в Ретре, который, как поясняют западноевропейские хронисты XI в. Титмар Мерзебургский и Адам Бременский, «пользовался чрезвычайным уважением и почестями со стороны всех славян», а само изображение бога было отлито из золота[157].