Голый конунг. Норманнизм как диагноз

Оставаясь норманнистами, советские историки ошибочно полагали, что в рамках марксистской концепции возникновения классового общества и государства, как излагал в 1960—1980-х гг. свое кредо и кредо коллег весьма авторитетный тогда историк И.П. Шаскольский, «не находилось места для варягов – создателей русской государственности»: были ли они «скандинавами или другим иноземным народом, все равно не ими было создано государство в восточнославянских землях». Но при этом «советские антинорманнисты» признавали, что, если привести слова того же Шаскольского, в IX–XI вв. на Руси «неоднократно появлялись наемные отряды норманских воинов, служившие русским князьям, а также норманские купцы, ездившие с торговыми целями по водным путям Восточной Европы. И, конечно, признание этих фактов совсем не тождественно согласию с выводами норманизма».

И другой очень известный «советский антинорманнист» В.В. Мавродин говорил в 1971 г., что «признание скандинавского происхождения династии русских князей или наличия норманнов-варягов на Руси, их активной роли в жизни и деятельности древнерусских дружин отнюдь еще не является норманизмом». А раз норманнизма нет, то наши историки стали заниматься главными, с позиции марксизма, событиями и явлениями, как их перечислял Шаскольский по ранжиру значимости, «в жизни нашей страны IX–XI вв. – формирование классового общества, образование Древнерусского государства, начало развития феодальных отношений, формирование русской народности и ее материальной и духовной культуры», которые, по их категоричному марксистскому заключению, «были результатом глубоких и длительных процессов внутреннего развития восточнославянского общества без сколько-нибудь значительного воздействия внешнего фактора – норманнов»[304].

При этом наши ученые считали, что, во-первых, подлинная сущность позиции марксистской исторической науки состоит, как разъяснял в 1965 г. Шаскольский суть «советского антинорманнизма», «не в огульном отрицании всяких следов норманнов на русской территории, а в установлении действительной, достаточно скромной роли норманнов в сложном процессе формирования классового общества и государства на огромном пространстве восточнославянских земель». Во-вторых, что, если процитировать того же ученого, «настоящими норманистами» являются лишь только те, кто преувеличивал роль норманнов «в различных сторонах жизни Древней Руси»[305] (о норманнизме «советского антинорманнизма» кое-кто тогда все же говорил. Так, 10 июня 1944 г. Е.Н. Городецкий на известном совещании историков в ЦК ВКП(б) подчеркнул, что в нашей науке норманнская теория «дожила благополучно до наших дней…» и что «формальное отрицание норманской теории сопровождается фактическим ее признанием». Несколько позже датский лингвист Стендер-Петерсен, сопоставляя «советский антинорманнизм» и зарубежный норманнизм, констатировал, что «провести точную, однозначную грань между обоими лагерями теперь уже не так легко, как это было в старину. Нельзя даже говорить о двух определенно разграниченных и взаимно друг друга исключающих школах. От одного лагеря к другому теперь уже гораздо больше переходных ступеней и промежуточных установок»[306]).

Исходя из примата внутреннего фактора, «советские антинорманнисты»-историки занялись отысканием элементов социального неравенства в восточнославянском мире, которое должно вести к образованию классов и государства, к показу нахождения «варягов»-скандинавов на более низкой ступени исторического развития, чем пригласившая их сторона, к сведению численности норманнов на Руси до «горсточки искателей приключений» (Н.С. Державин в 1945 г.), до «незначительной кучки» (А.Я. Гуревич в 1966 г.), до «капли в славянском море» (В.Т. Пашуто в 1970 г.), к усыпляющему творческую мысль беспредметному и бесконечному разговору на тему, «что норманны, служившие русским князьям, сыграли лишь очень скромную, ограниченную роль участников глубокого внутреннего процесса, обусловившего возникновение древнерусского государства, и быстро ославянились, слившись с местным населением» (И.П. Шаскольский)[307].

В связи с чем они со спокойной душой отдали варяжский вопрос в норманнской интерпретации, по причине его абсолютной неважности для марксистской исторической науки (не скандинавы же создали «государство в восточнославянских землях»), на откуп исключительно археологам, добровольно став при них «вторыми номерами». Ведь если круг письменных источников исчерпан, как безропотно повторял за ними в 1971 и 1979–1981 гг. Шаскольский, то число археологических источников продолжает «увеличиваться с каждым годом, с каждым археологическим сезоном»[308].