Читаем Голый конунг. Норманнизм как диагноз полностью

Следы южнобалтийских переселенцев фиксируются и в глубине Балто-Волжского пути: в раннегончарной керамике поселения Гнездилово-2 под Суздалем (X–XI вв.) обнаружена южнобалтийская посуда фельдбергского и менкендорфского типов. Как заметили по этому поводу в 2004 г. В.М.Горюнова и В.А.Лапшин, «после гибели больших высоких городищ в ядре ареала фельдбергской керамики (конец IX в.)» часть населения Южной Балтики «была вынуждена переселиться в достаточно удаленные центры, расположенные по торговым магистралям, идущим далеко на Восток»[196]. Это, понятно, к мифической «Южной Долине» Клейна.

<p>Звались ли днепровские пороги по-скандинавски?</p>

По-скандинавски названия днепровских порогов зазвучали в 1774 г. у шведа Ю. Тунмана. А как умеют заставлять восточноевропейские топонимы звучать якобы на скандинавском языке, я уже говорил. Но чтобы лучше был понятен этот процесс, процитирую ценное наблюдение А.Л. Шлецера, который в 1802 г., ведя речь об этимологическом произволе и в первую очередь О. Рудбека, заметил, что «сходство в именах, страсть к словопроизводству – две плодовитейшие матери догадок, систем и глупостей». При этом ученый красочно обрисовал, как все эти «догадки, системы и глупости» предельно просто достигаются: слово «поднимают на этимологическую дыбу и мучают до тех пор, пока оно как будто от боли не издаст из себя стона или крика такого, какого хочет жестокий словопроизводитель».

Вот такой «этимологической дыбой» и воспользовался Тунман. При этом действуя так бесцеремонно, что тот же Шлецер сказал в отношении его интерпретации названий днепровских порогов как скандинавские, что некоторые из них «натянуты». Но данное предостережение нисколько не смутило многочисленных продолжателей тенденциозной манеры толкования Тунмана, и точную оценку результату уже сверх всякой натянутости ими «русских» названий порогов дал в 1825 г. немецкий историк И.Г. Нейман, говоря, что результат этот уже «по необходимости брать в помощь языки шведский, исландский, англо-саксонский, датский, голландский и немецкий… делается сомнительным»[197] (понятно, что при таком подходе – а именно так и создаются все норманнистские «доводы» лингвистического свойства – даже чисто славянские слова непременно зазвучат по-германски).

А на каком языке получил Константин Багрянородный сведения о порогах, видно из того, что он дважды пишет «, тогда как и он сам, и другие византийцы, – обращал внимание С.А. Гедеонов, – всегда передают славянское г своим ». В связи с чем историк заключил, что император «передает не русское г в слове порог, а вендское h в слове prah…», и охарактеризовал его информатора либо новгородцем, либо южнобалтийским славянином. В 1985 г. М.Ю. Брайчевский к «русским» названиям днепровских порогов привел убедительные параллели из осетинского (аланского) языка, вместе с тем показав, что из германских языков нельзя объяснить ни одного из них[198].

Выше был приведен вывод Г.С. Лебедева, что путь «из варяг в греки» «как особая транспортная система в северных источниках не отразился». А этот факт археолог объяснял тем, что данный путь представлял собой явление восточноевропейское и что норманны познакомились с ним лишь тогда, когда он уже сложился «как центральная государственная магистраль». Иначе говоря, познакомились с ним тогда, когда уже давно сложилась вся его топонимическая номенклатура, которая в первую очередь охватывала пороги, становившиеся огромным испытанием для всех, кто хотя бы раз прошел через них, и что, естественно, оставляло в памяти неизгладимый след[199].

Весь же наш разговор об интенсивных связях между южнобалтийскими и восточноевропейскими славянами можно завершить словами академика В.Л. Янина, прекрасного знатока варяго-русских древностей: «наши пращуры», резюмировал он в 2007 г., призвали Рюрика из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам»[200].

Важно вместе с тем подчеркнуть, что многие из топо– и гидронимов южнобалтийских славян, акцентировал в 1894 г. внимание В.М. Флоринский, «буквально повторяются в России. Особенно в этом отношении характерны р. Ильменава, по сходству с озером Ильменем, и город Ругодив по сходству с нашим летописным Ругодивом (нынешнею Нарвою, или точнее Иван-Городом). Эти два имени могут непосредственно указывать на переселение балтийских славян в древние новгородские области. Такое же сходство мы видим и в личных именах»[201]. Можно назвать еще два сходных имени, звучащих и в землях Южной Балтики, и на территории Северо-Западной Руси: приток р. Волхова р. Любша, где южнобалтийские славяне основали вышерассмотренное городище, и город Любушин (Liubusa) у поморян[202], а также племя любушан, жившее по р. Одре[203].

<p>Начало Русского мира</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное