Голые короли

Официальным зятем Лурье стал Николай Иванович только в 1934 году, когда Анне исполнилось восемнадцать лет, а неофициальным... Что тут сказать? Бухарин упивался бездной Генриха Гейне, именуя его в своих статьях «поэтом освобождающейся плоти», и коль сам родитель всячески способствовал столь раннему освобождению, то и сказать по этому поводу нечего. К тому же самого Лурье поторапливал пугающий алгоритм политических процессов. Сталин, заметно укрепивший свои позиции в партии и государстве, уже выкинул из страны Троцкого. Никого не подпустив, к опустевшему креслу вождя, прочно угнездился в нем сам. И вовсю громил зиновьевско-каменевскую оппозицию.

Таким образом думать предстояло уже не о наследовании Ленину в ходе относительно мирных внутрипартийных борений, а о надежной и реальной альтернативе «восточному деспоту», устранить которого теперь можно было только силой. Раньше одна эта мысль способна была на всю жизнь напугать «любимчика партии». Да и прежняя Эсфирь, знавшая его, как обкуренные два пальца, и будучи сама активной участницей октябрьского переворота, давней сотрудницей «Правды», не могла вдохнуть мужество в душу потенциального вождя, а напротив, могла в самый неподходящий момент необратимо покорежить его светлый образ, ибо блудил Николай Иванович нестерпимо.

Эсфирь ему заменили. Новой прилежнице 43-летнего Бухарчика только-только сравнялось пятнадцать. В ту пору он был знаменит и все еще при должностях, хотя членства в Политбюро и лишился, компенсировав его званием академика. Занимая по-прежнему высокое положение в партии, Бухарин руководил центральными органами печати, возглавлял Коминтерн, входил в президиум Совета народного хозяйства и ЦИКа, что уже само по себе оправдывало родительские жертвы Лурье-Ларина. И вообще, кто сказал, что хорошо пристроить дочь - для Лурье жертва?

Ученики так называемой «школы Бухарина» - Марецкий, Астров, Айхенвальд, Розит, Гольденберг, Цейтлин и прочие птенцы будущего «Параллельного антисоветского троцкистского центра» возглавляли ЦК комсомола, журнал «Большевик», «Комсомольскую правду», «Ленинградскую правду», Московскую Промакадемию, Академию коммунистического образования, занимали ключевые посты в Госплане и Госснабе СССР. Это означало, что пресса, идеология и в значительной степени экономика находились в надежных руках управляемого Бухарчика. Чтобы приучить страну к имени будущего отца нации, в его честь были названы проспект в Москве, трамвайное депо в Замоскворечье, несколько ткацких фабрик и общественных библиотек, а также две таможни и один рабфак.

Дальнейшее в какой-то мере зависело от самого Бухарина. Он старался. Но чем сильнее старался, тем больше допускал ошибок. И тем более страстно каялся перед Сталиным. Даже писал о нем высокопарные стихи, а в личных письмах «дорогому Кобе» уверял не в преданности - в несказанной любви: «Тебя лично я снова научился не только уважать, но и горячо любить».

Выступая, уже в последний раз, на Семнадцатом съезде партии, он десятикратно упомянул имя Сталина и всякий раз с эпитетами, превосходящими предыдущие. А в конце провозгласил здравицу в честь «славного фельдмаршала пролетарских сил, лучшего из лучших - товарища Сталина».

Между тем «лучший из лучших» уже знал, что за несколько дней до съезда Бухарин тайно встречался с заговорщиками, уславливаясь о тактике совместной борьбы с «фельдмаршалом». О чем думал Сталин, слушая пылкие славословия Бухарина? Может быть о том, что никому из ленинской гвардии нельзя доверить даже сапожную мастерскую в Тифлисе.

Еще более пылкие словеса Бухарин адресовал Надежде Аллилуевой, таких она не слышала ни от кого - завораживающие, страстные, молящие о взаимности. Случилась ли та взаимность, неизвестно, однако словам «безответно влюбленного» поверила. Поверив, обвинила Сталина в жестокости и нравственной тупости по отношению к непорочному Николаю Ивановичу: «Он чистый и честный человек». А «чистый и честный» замышлял забраться в супружескую постель отца народов, рассчитывая тем самым организовать активную поддержку в кремлевском тылу. Через постель ли, только ли через словеса, но этой поддержки он добился, однако вызвала она совсем не ту реакцию «фельдмаршала». Тот быстро понял характер поползновений «Ниночки» и показал Наде кое-какие документы, из которых ей открылось, сколько девочек прошло через постель этого «радикалиста освобожденной плоти». Едва ли многие из них были старше их Светланы. «Какая мерзость! -закричала Надежда Сергеевна. -Все вы грязные шакалы! Злобные, похотливые карлики, связанные круговой порукой!..»