Голубые молнии

— Здравствуйте, Таня, — сказал он тихо и протянул руку.

Она не удивилась. Только спросила:

— Вам кто сказал, как меня зовут?

— Ваш рентгенолог, тогда…

— Ах да, верно. А вы Ручьев — тринадцатый?

— Я ж вам говорил, что не суеверный.

Таня подняла лицо к неприветливому небу, поморщилась, спросила:

— Прово́дите?

— Провожу.

— У вас увольнительная? До каких? — забеспокоилась Таня.

— Не волнуйтесь. Времени много.

— Ну тогда пошли, — сказала она и решительным жестом взяла его под руку, — я вас чаем угощу.

Первую часть пути по пахнущим мокрой корой улицам, под облетевшими, голыми деревьями прошли в молчании.

— Вы почему стали десантником? — неожиданно спросила Таня.

— Надо же было куда-то идти. — Ручьев отвечал не торопясь. — Я решил, что больше всего подхожу в ВДВ.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Ну, спортсмен… и вообще характер такой…

— Какой? — оживилась Таня. — Какой у десантников характер?

Ручьев не отвечал.

— Вы что, любите приключения, трудности? — настаивала Таня, — Вы. наверное, смелый парень?

— Не жалуюсь. — В голосе Ручьева звучало самодовольство.

Таня нахмурилась, но он не заметил этого.

— А с парашютом прыгать не боялись? Первый раз? У вас, в гражданке были прыжки?

— Не было, — попытался уклониться Ручьев.

— И не боялись первый раз? — Таня напряженно ждала ответа.

После недолгого молчания Ручьев сказал:

— Нет, не боялся, — и сразу заторопился словами: — А чего бояться? Столько тренировались, пробовали, прикидывали, с вышки прыгали. Ничего особенного, подошел к двери и бух! Только глаза закрыл. Приземлился нормально…

— А… — сказала Таня. Она незаметно высвободила руку, будто поправить волосы.

— Скажите. — Ручьев поспешил переменить тему разговора. — а как вот вы, девушка, и не боитесь совершать всякие там рекордные прыжки и ночью, и с большой высоты?..

— Привыкла, — Таня говорила сухо, но он по-прежнему ничего не замечал.

— А первый прыжок? Боялись?

Таня усмехнулась.

— Я-то действительно ничего не боюсь. — она посмотрела в глаза Ручьеву, — кроме мышей. — добавила она. — Вы не боитесь мышей?

— Мышей? — удивился Ручьев. — Почему их нужно бояться?

— Ну не знаю, — Таня пожала плечами, — Мне, например, непонятно, как можно бояться прыгать с парашютом, а вам непонятно, как можно бояться мышей. У каждого свое…

Ручьев насторожился. Но мысль, что Таня знает его позорную тайну, не приходила ему в голову.

— Да, конечно. Вам поправился фильм?

— Вы считаете, он может кому-нибудь поправиться?

Ручьев улыбнулся:

— А почему нет?

— Как почему? — возмутилась Таня. — Он же глупый! По-моему, простительно рассказать глупую историю — ее услышат пять-шесть человек, но ведь фильм-то увидят миллионы. Ну что за следователь? Его же ребенок обведет вокруг пальца…

Некоторое время оживленно обсуждался фильм.

Потом разговор, пройдя по кругу, вернулся к прежней теме.

— По-моему, — говорила Таня, — к каждой военной профессии, как и гражданской, надо иметь призвание. Один любит математику — иди в ракетчики, другой — соленые ветры — крой в моряки. И к десантной службе тоже надо иметь склонность. Десантники — это люди очень смелые, решительные, быстрые, инициативные. Вы подумайте, ведь летят через линию фронта — уже опасно, прыгают — тоже опасно… — Что-то вспомнив, Таня торопливо добавила: — В военных условиях, конечно. А ведь это только начало. Главное-то бой.

— Да все это известно, все это я не раз уже слышал, — с неожиданной досадой воскликнул Ручьев. — но в будущей войне все будет по-другому. Сбросят атомную, а потом на опустошенное место — десант. Десанты будут многотысячные, с танками, реактивными установками, орудиями.

— Ну и что? — горячилась Таня. — В будущих войнах все масштабы станут иными. Конечно, десантные войска окажутся мощнее, чем раньше, но ведь и средства их уничтожения тоже возрастут.

— Да, конечно, — промямлил Ручьев, — я понимаю…

Таня словно очнулась. Она встряхнула головой, смущенно рассмеялась.

— Черт знает что такое. Целую дискуссию военную затеяли. Как Копылов с Васнецовым. Только сойдутся — не разнимешь. Приходится, как судье на ринге… Вы что? Уже время? Мы почти дошли.

Но Ручьев остановился как вкопанный. Он смотрел на Таню с тревогой, даже со страхом.

— Вы что? — недоумевала Таня. — Что случилось?

— Простите, Таня, неловко, но вы поймете, мне надо бежать, иначе не успею. Простите…

— Конечно! — Таня была разочарована, — Я не поняла, думала, у вас еще два часа. Бегите, бегите.

— Вы не обидитесь?

— Да бегите. Я ж военный человек. — Таня улыбнулась. — Что такое дисциплина — знаю. До свидания. Увидимся.

— До свидания. Еще раз простите.

Он повернулся и торопливо зашагал к городку. Таня некоторое время смотрела ему вслед. Потом произнесла вслух:

— Вот дура!

«Еще бы, — рассуждала она, идя к дому, — расхвастался тут. А как услышал, что я Копылова знаю, испугался. Решил, что начну про него расспрашивать и все узнаю. Вот дура! Напугала. А в общем-то, сам он дурак, нечего было трусить. „Бух!“ „Приземлился нормально!“ Хвастун несчастный! Интересно, что он скажет, когда мы в одном самолете окажемся? Вот смеху будет!»