Голубые молнии

Старик, привет!

Что-то ты не балуешь меня посланиями. Твою оду о том, как праздновали Геркино рождение, прочел с удовольствием и грустью.

Теперь это все так далеко. Здесь иная жизнь. И ты знаешь, Влад, странно, но, кажется, начинаю привыкать. Понимаешь, наверное, уж так устроен гомо сапиенс, что ко всему привыкает.

Я начинаю убеждаться, что люди, встающие в шесть утра, пробегающие ежедневно двадцать километров и съедающие горшок пшенной каши, чувствуют себя не хуже, чем дрыхнущие до полудня, передвигающиеся в индзапорожцах и поглощающие «табака» в «Арагви» на берегу улицы Горького.

Не спорю, гложет порой тоска по нашему веселому житью, но, честно говоря, не могу сказать, чтоб я здесь пожирнел, подурнел, поглупел. Нахожусь в полной форме, загорел на семи ветрах.

И кое-чему научился.

Ты спрашивал в прошлом, письме, как «это выглядит» — прыгать с парашютом.

Выглядит.

Конечно, для тебя это равносильно космическому полету. Ну, а уж для бывалого рубаки Ручьева, прошу прощения, так сказать, обычное дело.

Взлетел. прыгнул, приземлился. Раз-два — и никаких переживаний. Главное, чтоб под ногами не было банановой кожуры — можно поскользнуться.

Как там Эл? Вообще-то она пишет. Но мне интересны твои данные.

Скоро пришлю тебе свой портрет с дарственной надписью. Храни на память — в старости сможешь продать за большие деньги. Представляешь: «Генералиссимус Ручьев ранней поры».

Ну ладно, старик, зовет труба, трубит труба. Переключаюсь на дальнейший распорядок дня.

Пиши, не забывай. Звякни моей ма, хитро выясни, не собирается ли она совершить ко мне сюда вояж. Если да, любым способом отговори.

Т.

Глава IX

Татьяна была в ярости. Русые волосы, на этот раз не заплетенные в косу, спутались и все время лезли на глаза, что еще больше раздражало ее. Щеки, и без того отнюдь не бледные, пылали.

— Честное слово, последний раз с вами иду! Сто раз зарекалась. Но это уж последний! Ну что вы за люди!.. Двадцать три часа в день заняты службой, час отдыхаете. Так и в этот час о чем говорят? О службе!

Своей быстрой, энергичной походкой она шла вечерними, уже осенними улицами города, рубила воздух рукой.

Ее спутники — Копылов и Васнецов — еле поспевали за ней. То один, то другой периодически открывал рот, пытаясь возразить, но тут же умолкал под градом упреков.

— Нет, серьезно! Ну какой мне смысл ходить с вами куда-нибудь? Да и зачем я вам нужна? Мы встретились во сколько, — она поднесла к глазам руку с большими мужскими часами, — в шесть? Да? А сейчас одиннадцать. Гуляли. В кафе были. Фильм смотрели. Так что, веселились? Ничего подобного — господа офицеры провели насыщенное служебное совещание. Тема: воспитание солдата личным примером...

— Погоди, Таня, — прорвался наконец Васнецов.

— ...Я не права? Нет? Хочешь, перескажу все ваши разговоры? У меня память дай бог! Солдата вы можете воспитывать личным примером в любой области. Только, ради бога, не учите его проводить свободное время. Не получится...

— Да погоди ты...

Но Тани только отмахнулась.

— Хорошо, еще втроем ходим. Пока вы стратегией занимаетесь, я фасоны платьев обдумываю. Пойдешь с любым из вас вдвоем, через пять минут сбежишь.

— А ты попробуй! Распиши дежурства. Одно воскресенье с ним, одно со мной. — Копылов завладел разговором, но ненадолго.