Голубые капитаны

Политзанятия… Их можно проводить в средней школе, в колхозе, среди марсиан с одинаковым успехом. Общи, стандартны. Слова холодные, казенные. Донсков читал как-то в журнале «Вокруг света», что рязанский поп Ираклий проповедовал «восемью голосами», зная, до кого из прихожан какой «голос» доходит. Проповеди он готовил по нескольку лет. Они были не длинными. Но в них было все, что тревожило прихожан. Даже анафема кабатчику государственной монопольки! Донсков поймал себя на том, что свой первый доклад написал за три дня.

В протоколе одного партсобрания гневный вопрос: «Почему в магазинах нет зубного порошка или пасты?» Ответ замполита: «Я не интендант». Тогда еще вопрос, теперь уже ехидный: «Скажите, правильно ли сделал Руссов, перейдя на авторотацию?» — «Впервые слышу, что Руссов перешел на авторотационную машину!» — был ответ. Замполит не знал, что авторотация — это самовращение винта. Не знал, в каких случаях она применяется. Конечно же, ответ его встретили хохотом.

И наконец, перед Донсковым протокол партийного собрания, последнего для его предшественника. И в нем: «Нам стало известно, что вы заняли этот пост по протекции!»

Это был главный довод людей, делающих жизнь собственными руками. ОСА отвергло партработника, узнав, что он занял должность по знакомству. Протекционизм здесь считают смертным грехом. Как ни старался замполит — а в последние месяцы он работал несравненно лучше, — в нем все равно видели «деревянную утку», подсаженную в стаю живых. Такую утку не потопишь, но вытащить на сухое, оказывается, можно.

Уроки, уроки… Донсков учился, и не только по бумагам.

Недавно вернулся пилот Богунец, и Донсков вызвал его. Лето, а Богунец зачем-то принес в кабинет голубую песцовую шапку. По принципу «нападение — лучшая защита» он с порога начал возбужденно говорить:

— Почему бы мне, зарабатывающему побольше академика, не покупать красивое и дорогое! Законно? И я покупаю! Только где и как — вот вопрос? Смотрите! — Богунец бросил песцовую шапку на стол. — По знакомству у браконьера добыл. Дубленку… по блату девочка достала, пяток красненьких дополнительно пришлось отдать за тот тулуп! За костюм тоже полсотни продавцу переплатил! Галстук, запонки, носки, плавки на мне заграничные — хотите посмотреть? — нет, за ними я в Америку не ездил, а взял из-под прилавка нашего магазинами тоже с нагрузкой. Искупался раз — отлетела заграничная картинка, под ней лиловое клеймо Ивановской фабрики! Что вы на это скажете, товарищ замполит? От каждого по способности — каждому по труду, да? Скажете: не покупай! А я в домашних трусах купаться не могу, стыдно!

— А тоборки откуда? — спросил Донсков, выслушав наступательную речь и поняв, куда Богунец клонит.

— Единственная вещь в моем парадном гардеробе, которая не царапает совесть: знакомый пастух от души подарил.

— Значит, продавца через окно…

— Вы думаете, за плавки? И за них тоже! Или за французские духи, которые он мне из мокрой лапы в лапу совал? Не-ет! От презрения к нему и к себе! Клянусь, посмотрел я на эту паскуду, на гнусного маломерка, вспомнил, как он развращает меня и других высокооплачиваемых ударников труда, и муторно стало. Подумалось, уж если терпим таких на земле, то почему я его должен терпеть в магазине? Ведь на него жалоб воз, а он как дуб в прилавок врос! Где справедливость? Где руки, которые выжмут эту клизму, вывернут наизнанку вонючий чулок? Я где живу, в мире процветающего подпольного бизнеса?

— Ты не кричи и на бога меня не бери, Антон. И ругаться перестань. Спокойно рассказывай.

— Ну, заплатил я за духи, за пасту зубную втридорога, потом говорю: получай сдачи. За клеймо на плавках полу чай! Вылил на него духи, пастой морду натер. А он визжит и за руку укусил. Я до этого все спокойно делал, а тут не выдержал. Пусть я его с магазина снять не могу, но нужно было дать последнее публичное предупреждение.

— Значит, ты объявил продавцу о служебном несоответствии, швырнул его в витрину?

— А наперед сказал несколько теплых слов. Все покупатели слышали!

— За них в основном и угодил под арест.

— Сказал от души и честно. Потом в каталажке написал все, что надо, следователю и копию в торг. От вас мне наказание будет?

— Не стыдно, Антон?

— Малость за Аэрофлот, за себя — нет, получил сполна. Все понял, убеждать и ругать не надо. Ведь двух наказаний давать нельзя, правда? А за то, что под суд не позволили меня отдать, спасибо великое!