Голубые капитаны

— Галина, бросай буй!

— Есть! — быстро ответила Лехнова.

Из раскрытых створок бомболюка выпал в море радиобуй. Похожий на обтекаемую торпеду, он почти без всплеска врезался в белый гребень волны. На втором заходе летчики увидели, как его красная головка ныряет среди волн.

— Слышно? — спросил Горюнов.

— Радиобуй начал подавать сигналы, — доложила Лехнова и показала на ожившую стрелку второго радиокомпаса. — Сильный, хороший сигнал, вертолеты смогут поймать его километров за семьдесят.

— А пройдут по ветру? — усомнился Горюнов.

— Над буксиром не более двадцати пяти, а по маршруту самописцы зафиксировали до сорока метров в секунду, товарищ командир.

— Домой!.. После посадки вам отдыхать.

— Миха-алыч! — укоризненно протянула Лехнова.

— Я сказал, Галина Терентьевна: отдыхать!.. Передайте на базу: «Колокол всем».

* * *

Час спустя сидели перед Горюновым пилоты и выжидательно смотрели на него. А он не видел их глаз, Думал: «Сколько буксиру осталось до зоны подводных камней?»

Рядом с Горюновым, в мягком кресле, — старший инспектор-пилот Воеводин. Он внимателен и насторожен, как представитель высшего руководства.

Минуту назад командир спросил: «Кто?» Короткий вопрос не требовал пояснения: в ажурные оконные переплеты церкви бил штормовой ветер, от особенно злых ударов скрипела деревянная колокольня. В такую погоду все инструкции предписывают категорически: сиди и не рыпайся! Но для опытных и сильных есть щелочка в жестких правилах — это параграф о стихийном бедствии. На усмотрение командира он разрешает риск в любых условиях. Он иногда единственная надежда для попавших в беду. По этому параграфу поднимаются в небо только добровольцы. Горюнов и спросил:

— Кто?

Поднялись с мест все. Стояли, пока командир не встретился с каждым задумчивым, немного рассеянным взглядом, теребя окладистую бороду. Движением руки предложил им сесть.

Теперь Горюнов решал, кого же выбирать. Каждый из них мастер по-своему. Один умеет найти дорожку в кромешной тьме, но пасует в тумане. Другие могут сесть в лесной колодец, не оцарапавшись о деревья, даже если от концов лопастей винта до веток остаются дюймы, но над неспокойным морем их подводит глубинный глазомер. Вот тот, синеглазый, всем хорош, но у него двое малышей. Может быть, Богунец? Отдохнул ли он после недавнего полета?

— Богунец.

Вскочил стройный щеголеватый парень.

— Готов, командир!

— Николай Петрович. — Тут Горюнов еле заметно улыбнулся.

Чуть приподнялся и сел, блеснув седоватыми висками, командир звена Батурин.

Помедлив, Горюнов назвал третьего:

— Руссов.

Встал и Руссов, его голова почти уперлась в низкий потолок комнаты предполетной подготовки.

Воеводин забеспокоился.

«И Богунец и Руссов только что вернулись из тяжелых полетов. Может быть, слетать мне?»— написал он на вырванном из блокнота листке и подсунул его Горюнову.

Взяв у инспектора авторучку, командир эскадрильи черканул на том же листке: «Решаю я!»

— Названные экипажи остаются, остальные свободны. Не расползаться, всем быть в готовности «три», — сказал Горюнов и нажал кнопку селектора. — Жду из управления ответ на повторную телеграмму!

Один за другим пилоты-«запасники» вышли из комнаты.

— Принимайте, — ответили с телетайпа. — В силе ответ на первый запрос.

Мудрят в городе. «Ответственность ваша» — первый ответ. И нет в нем словечка «согласен» или «одобряю». Вот так всегда. А потом участливо спрашивают: «Что-то ты похудел и пожелтел, дорогой Михаил Михайлович?» Знают, о чем сегодня идет речь: действовать надо по новому спасательному варианту, о котором он говорил и писал еще полгода назад в научном журнале. И все как в песок. Похвалить — похвалили, отработать с летчиками как следует не дали, а сейчас прижало, и надо играть с листа!

— Первый! — пробасил висящий на стене динамик голосом диспетчера. — Чувствую, у буксира туго. Торопитесь!

— Ну? — повернулся комэск к Воеводину.

Инспектор вынул из кармана листочек, развернул его и ногтем подчеркнул слова Горюнова: «Решаю я!»

— Спасибо, Иван Иванович! — изобразив улыбку, наклонил голову комэск.

— На здоровье, Михаил Михайлович! — преувеличенно низко поклонился Воеводин и порвал бумажку на клочки.

— Ладно, пошли, товарищи, на аэродром! Предполетную подготовку проведем около машин, — тихо сказал Горюнов оставшимся летчикам…

* * *

Три тяжелых вертолета повел за собой Горюнов. Он не пошел прямо, по пеленгу радиобуя, а пробирался между облаками и землей, обходя сопки и леса, над которыми ветер терзал клочковатые тучи, крутил мокрое крошево из снега, старых листьев и перегоревшего мха. Вертолеты держали постоянный крен к ветру, поэтому казалось, что летят они боком, то проваливаясь, то взмывая друг над другом. Но даже над ровной тундрой ветер швырял вертолеты в стороны, бил в борта сильно и глухо, как штормовая волна в скулу корабля. Железные машины дрожали в ознобе.