Одиссей давно забыл, что у него бывает день рождения. Да и был он только в детстве. Тогда все дарили ему подарки. Мама с папой, бабушка с дедушкой, тётя Таня. Потом это всё ушло… Ушло гораздо раньше, чем ушли близкие. Он и не вспоминал о дне рождения никогда. Так, обычный день, после которого в анкетах пишется новая цифра… Правда, его поздравляли время от времени ученики. Цветы иногда дарили. Красные гвоздики, которые он жутко не любил. Напоминали они ему почему-то похороны… «Красная гвоздика, спутница тревог…»
А тут вдруг надумали привалить и поздравить его друзья, с которыми они не раз проводили летнюю школу для одарённых детей. Он недоумевал: почему решили так вдруг? Ведь никогда не приезжали. Неужели существует нечто, что можно выловить из его скупых деловых строк только по работе? Неужто что-то прорвалось? «Умереть на бегу? Бегай!» Но наш век давно стал веком отчуждения людей друг от друга. Хотя и появился этот суррогат общения через голубой экран монитора. Впрочем, говорят о себе здесь чаще даже больше, чем при общении «тет-а-тет»… «Тет-а-тет» – это всегда страх, что не выдержишь чужого взгляда и груза, который пытаются на тебя взвалить. А тут можно отключиться от Сети, всё взвесить, подумать, собраться с духом и ответить, задвинув свои эмоции подальше… Неужели мы ещё способны скучать по живым людям, мысли которых суждено прочитывать меж строк?
Приехала и Даша с мужем.
День рождения справляли дома. Дача была уже готова к зиме. И Доре совсем не хотелось расконсервировать её, чтобы затем снова убирать подальше от зимних непрошеных гостей посуду и бельё.
Пели под гитару и спорили на философские темы. Всё было хорошо. Одиссей снова был горд, что ему удалось оторвать такую молодую подругу, чуть старше своей дочери…
Дора, к счастью, почти не участвовала в их дискуссии. Но он испугался вот этого своего «к счастью». Неужели он стесняется её незрелых детских высказываний, которые легко соскальзывали с её языка, точно подтаявшие леденцы? В этих разговорах даже непосвящённому становится слышно, что летают они на разной высоте… И маршруты у них разные… Не по прихоти ли того взрывавшегося фейерверка оказались они в одном месте и времени пространства, из которого, возможно, уже не убежать? Поколение завоевателей… Мы такими не были… Пришла, толкнула его в грудь, будто в дверь, сбила с ног – он так и остался невыпрямленным… Ведь не был же он очарован, не был!
А сейчас она накладывает полные тарелки салата его друзьям, низко наклоняясь, так, что в глубоком вырезе видны два песчаных холмика. Он заметил, что его друг смущённо отвёл от них глаза, пускаясь в философские рассуждения…
«А давайте я вам станцую что-нибудь из норвежских танцев», – сказала Дора.
И через минуту уже другая женщина вошла в комнату, женщина, которая была не здесь и не с ними… Она поставила диск незнакомой музыки, странно сжимающей сердце тисками, и поплыла куда-то к горным вершинам, на которых блестят снега так, что приходится надевать чёрные очки, чтобы не ослепнуть…
И снова всё у них было замечательно. И Даша всех их фотографировала. Остановись, мгновенье! Оно и останавливалось, запечатлённое суровым объективом, чтобы потом возникнуть на страницах Сети на любопытство знакомых и будущих внуков.
«Первый тайм мы уже отыграли, и одно лишь сумели понять, чтоб друзей мы своих не теряли, постарайтесь себя не терять…» – это была песня его юности. «Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя…»
Где вы, те глупые счастливые лица с широко распахнутыми глазами? А теперь его дочь фотографирует глаза, от которых щедро бегут лучики морщин, будто от пуленепробиваемого стекла после того, как его всё-таки пытались пробить навылет…
Остаться на несколько дней у них дочь не захотела. Сказала, что чувствует себя здесь неуютно, точно при стихийном бедствии.
Он проводил её со всеми друзьями на поезд, посадил в вагон, и ощутил такую неприкаянную пустоту в сердце, какую надо было срочно заглатывать валидолом.
И снова было беспристрастное, холодное, не прикрытое и флёром облаков, полнолуние. Рельсы серебрились, будто лунная дорожка в ночи, ведущая куда-то за краешек земли по морскому заливу. И снова поезд плыл мимо, всё набирая скорость, унося любимых и близких, встреча с которыми обещана в скором будущем лишь в Гольфстриме Интернета.
Его возраст на страницах Сети теперь стал на один год больше.
61