Голубой горизонт

Лошади и мулы, оставленные для маскировки, уже разошлись по долине и спокойно паслись. Баккат пошел за ними, выбрал лошадь и сел на нее. Неторопливо, не пугая животных, он собрал их и повел от реки в соседнюю долину с крутыми склонами.

Пять дней он шел бесцельно извилистым маршрутом по горному бездорожью, не пытаясь спрятать след. Вечером пятого дня он привязал к ногам копыта болотного козла, задом наперед. Потом оставил стадо и двинулся прочь, подражая прыжкам и длине шага живого козла. Отойдя достаточно далеко, он сотворил новое заклинание, чтобы ослепить Ксиа, на тот невероятный случай, если враг сумел дойти до этого места по его следу.

Теперь Баккат был уверен, что Ксиа не найдет, где след разделился, и пойдет по более выраженному и незамаскированному следу. И тот заведет его в тупик.

Наконец Баккат смог повернуть назад, к речной долине, где расстался с Джимом и остальными. Добравшись до нее, он без удивления обнаружил, что Джим точно следовал его указаниям. Он вышел из реки на каменистом берегу, в месте, выбранном Баккатом, и двинулся назад на восток. Баккат пошел за ним, старательно уничтожая оставленные слабые следы. Нарочно для этого он изготовил метлу из ветвей волшебного дерева тонг. Достаточно удалившись от реки, он в третий раз сотворил заклинание, чтобы сбить с толку преследователей, и дальше пошел быстрее. Он отставал от Джима уже почти на десять дней, но шел быстро и даже пешком догнал группу четыре дня спустя.

Лагерь он почуял задолго до того, как дошел до него. Баккат с удовольствием отметил, что, как только поужинали, Джим загасил огонь толстым слоем песка и в темноте переместился на другое хорошо защищенное место.

Баккат одобрительно кивнул: только глупец спит рядом с костром, если знает, что его могут преследовать. Подобравшись к лагерю, он увидел, что караулит Зама. Баккат без усилий миновал его, и, проснувшись при первых лучах рассвета, Джим увидел сидящего рядом бушмена.

– Сомойя, когда ты спишь, твой храп способен пристыдить льва, – поздоровался Баккат.

Опомнившись от неожиданности, Джим обнял его.

– Клянусь Кулу-Кулу, Баккат, с нашей прошлой встречи ты стал еще меньше. Скоро я смогу носить тебя в кармане.

Баккат ехал впереди на Холодке. Он вел группу прямо к утесу, который, как могучая крепость, перегораживал головную часть долины. Джим сдвинул шляпу на затылок и оглядел мощную каменную стену.

– Здесь нет прохода.

Он покачал головой. Высоко вверху на распростертых крыльях плыли стервятники, направляясь в низину с карнизов, где вили из веток и прутьев свои неряшливые гнезда.

– Баккат найдет дорогу, – возразила Луиза. Она уже полностью доверяла маленькому бушмену и верила в его способности. Они не знали ни одного общего слова, но по вечерам часто садились рядом и общались с помощью жестов и гримас, смеялись шуткам, которые оба как будто хорошо понимали. Джим сам удивлялся тому, что ревнует к Баккату, однако с ним Луиза никогда не бывала такой безмятежной, как с бушменом.

Они поднимались прямо к сплошной каменной стене. Луиза отстала и ехала с Замой, который в хвосте колонны вел двух запасных лошадей. На протяжении долгих, трудных дней бегства от Кайзера, пока Джим прикрывал тыл и старался удерживать преследователей на расстоянии, Зама был ее защитником и постоянным спутником. И у них тоже установился контакт. Зама учил Луизу языку лесов, и она, способная ученица, схватывала быстро.

Джиму пришлось признать, что Луизе свойственны качества, которые привлекают к ней людей. Он вспоминал их первую встречу на борту тюремного корабля. Ее привлекательность сказалась на нем самом мгновенно и очень сильно. Он попытался выразить это в словах. Она излучает сочувствие и доброту? Он не был уверен, что определил точно.

Джиму казалось, что только с ним она надевает свою броню, которую он называл ежиными иголками; с остальными она была открыта и дружелюбна. Это смущало, и порой он негодовал. Он хотел, чтобы она ехала рядом с ним, а не с Замой.

Должно быть, Луиза почувствовала его взгляд, потому что повернула голову. Даже на расстоянии ее глаза казались удивительно голубыми. Она улыбнулась ему сквозь тонкую завесу пыли, поднятой копытами лошадей.

На середине подъема Баккат остановился.

– Подожди меня здесь, Сомойя, – сказал он.

– Куда ты, старый друг? – спросил Джим.

– Иду поговорить с предками и отнести им дар.

– Какой дар?

– Что-нибудь из еды и что-нибудь красивое. – Он достал из сумки на поясе кусочек чагги из мяса канны величиной с половину своего большого пальца – этот кусочек он хранил всю дорогу – и высушенное крыло нектарницы. Разноцветные перья сверкали, как изумруды и рубины. Баккат спешился и протянул повод Холодка Джиму. – Мне нужно испросить разрешения войти в священное место, – объяснил он и исчез среди кустов медоносной протеи. Подошли Зама и Луиза; расседлали лошадей, устроились на отдых. Время шло; все дремали в тени протеи, когда услышали человеческий голос, тихий, потому что он доносился издалека, но эхо разносило его по всему утесу. Луиза встала и посмотрела вверх по склону.