Голубой горизонт

Он мгновенно повернулся, схватил Верити на руки и оттащил от края пропасти. Прижал ее лицо к своей груди, а сам лицом прижался к ее голове, понимая, как девушке больно. Она лежала у него в объятиях и горько плакала. Он баюкал ее, как ребенка, и что-то неразборчиво бормотал – утешал и благодарил. Немного погодя Верити пошевелилась, и он подумал, что она хочет уйти из его объятий, и разжал руки, выпуская ее, но она обхватила его за шею. Прижалась к его груди, и их тела в пропитанной потом одежде словно растаяли, слились, как воск. Всхлипывания стихли, и она, не отодвигаясь, подняла лицо и посмотрела Мансуру в глаза.

– Ты спас мне жизнь, – прошептала Верити.

– А ты мне, – ответил он.

Слезы все еще текли по ее лицу, губы дрожали. Мансур поцеловал ее, и губы Верити раскрылись без сопротивления. Слезы ее оказались солеными, а у рта был вкус ароматных трав. Ее волосы рассыпались, окружив их, словно шатром. Поцелуй вышел долгий и кончился, только когда им пришлось оторваться друг от друга, чтобы перевести дух.

– Ты не араб, – прошептала она. – Ты англичанин.

– Ты меня раскусила, – ответил он, и они опять поцеловались.

Когда они оторвались друг от друга, Верити сказала:

– Но я не понимаю. Кто ты?

– Расскажу, – пообещал он, – но позже.

Он снова поискал ее губы, и она с готовностью откликнулась на его поцелуй.

Немного погодя она положила руки ему на плечи и мягко оттолкнула.

– Пожалуйста, Мансур, мы должны это прекратить. Иначе случится что-нибудь такое, что все испортит еще до начала.

– Да, но все уже началось, Верити.

– Знаю, – сказала она.

– Началось, когда я впервые увидел тебя на палубе «Арктура».

– Знаю, – снова сказала она и быстро встала. Обеими руками отвела густые волосы с лица и отбросила за плечи.

– Они идут.

Она показала на долину, по которой к ним галопом скакали всадники.

Возвращаясь в Искандерабад, аль-Салил и сэр Гай слушали рассказ Верити о едва не случившейся трагедии. Когда аль-Салил попросил у Мансура изложить его версию происшедшего, тот, естественно, ответил по-арабски, и Верити не сказала, что он владеет английским. Она переводила отцу его слова о ее смелости и изобретательности и не могла пропустить никаких преувеличений, потому что теперь знала: Мансур понимает каждое слово.

В конце ее рассказа сэр Гай сдержанно улыбнулся и кивнул Мансуру.

– Пожалуйста, скажи ему, что мы у него в долгу. – Но тут же его лицо стало мрачным. – Это ты виновата. Тебе не следовало оставаться одной в его обществе, девочка. Больше этого не случится.

И Мансур снова увидел страх в ее глазах.

Солнце село и было почти темно, когда они добрались до лагеря. Верити обнаружила, что ее шатер освещен лампами, фитили которых плавали в ароматном масле; ее одежду, доставленную с корабля, распаковали. Ей прислуживали три девушки. Когда она приготовилась к купанию, они стали из кувшинов поливать ее теплой ароматной водой, хихикая и восхищаясь белизной и красотой ее обнаженного тела.

Ужин подавали при свете звезд, и пустынный воздух стал прохладным. Все сидели на подушках скрестив ноги; негромко играли музыканты. После еды слуги подали калифу и сэру Гаю кальяны. Калиф взял кальян, а сэр Гай отказался. Он закурил длинную черную сигару, которую взял из золотой коробочки, поданной Верити. Она вежливо предложила сигару Мансуру.

– Спасибо, миледи, но мне никогда не нравился табак.

– Я с вами согласна. Мне этот запах всегда кажется крайне неприятным.

Она невольно понизила голос, хотя ее отец не понимал по-арабски.

Теперь Мансур был уверен, что она боится отца. И не только потому, что сэр Гай человек суровый и непреклонный, способный испугать кого угодно. Мансур понял, что ему придется быть очень осторожным, чтобы вызнать, что у него на уме. И когда он снова заговорил, то тоже тихо:

– В конце этой улицы – древний храм Афродиты. Луна восходит незадолго до полуночи. Хотя храм посвящен языческой богине, в лунном свете он прекрасен.

Верити никак не отозвалась на его слова: можно было подумать, что она их не расслышала. Она повернулась, чтобы перевести аль-Салилу слова сэра Гая: их отцы продолжали оживленно беседовать. Они обсуждали размеры благодарности калифа сэру Гаю за вмешательство компании и британского правительства.

– Как калиф может выказать свою благодарность? – спросил аль-Салил.

Сэр Гай деликатно намекнул, что его вполне устроят пять лакхов золотых рупий единовременно и еще один лакх ежегодно.

Калиф начинал понимать, как его брат сумел нажить такое состояние. Чтобы перевезти столько золота, потребуются два запряженных быками фургона. В сокровищнице Маската нет и десятой части такого количества, но он не сообщил сэру Гаю об этом. Напротив, сменил тему.

– Мы сможем поговорить об этом позже, ведь я надеюсь наслаждаться вашим обществом много дней. Но если завтра мы снова хотим встать до восхода солнца, следует отправиться в постель. Да посетят вас приятные сны.

Сэр Гай взял Верити за руку и в сопровождении факельщиков отвел к ее палатке. Мансур в смятении смотрел ей вслед: он не знал, приняла ли она его приглашение на свидание.