Голубой горизонт

– Ребенок, – сказал он, поворачивая в руках маленький череп. – Ему разбили голову.

– Что здесь происходило, Джим?

– Бойня, – ответил он, – и сравнительно недавно, потому что, хотя птицы склевали всю плоть, гиены еще не разгрызли кости.

– Как это произошло?

Трагические останки тронули Луизу, и ее глаза были полны слез.

Он протянул ей детский череп, чтобы она могла внимательно его рассмотреть.

– След боевой дубины. Один удар сзади в голову. Так нгуни убивают своих врагов.

– Детей тоже?

– Говорят, они убивают для развлечения и ради чести.

– Сколько здесь умерло? – Луиза отвернулась от маленького черепа и смотрела на кости, лежавшие грудами и рядами. – Сколько?

– Мы никогда не узнаем, но, похоже, все племя.

Джим положил череп туда, где нашел.

– Неудивительно, что на всем пути мы не встретили ни одного человека, – прошептала Луиза. – Эти чудовища перебили всех и опустошили землю.

Джим привел Бакката, и тот подтвердил его мнение. Среди костей он находил свидетельства, которые позволили ему нарисовать более широкую картину. Например, сломанную боевую дубину, которую он называл керри. Она была искусно вырезана из побега колючего кустарника: клубнеобразный корень представлял собой природную головку этого жестокого оружия. Дубинка, должно быть, сломалась в руках орудовавшего ею воина. Баккат нашел также несколько рассыпанных в траве бисерин, выменянных у торговцев. Они могли когда-то быть частью ожерелья. Бисерины цилиндрические, красные и белые.

Джиму эти изделия были хорошо знакомы: точно такие они везли в своих фургонах. Он показал их Луизе.

– Такой бисер служит в Африке валютой уже лет сто или больше. Вероятно, когда-то его продали северным племенам португальцы.

Баккат потер одну бисеринку пальцами.

– Нгуни высоко их ценят. Здесь у одного из воинов сорвали с шеи ожерелье… может, пальцы умирающей жертвы.

– А кто жертвы? – спросила Луиза и показала на горы костей вокруг.

Баккат пожал плечами.

– В этой земле люди появляются ниоткуда и опять исчезают без следа. – Он положил бисерины в сумку, которую изготовил из мошонки буйвола. – Кроме моего племени. Мы оставляем на камнях рисунки, поэтому духи нас помнят.

– Я хотела бы знать, кем они были, – сказала Луиза. – Так трагично думать о малышах, которые здесь умерли, и никто их не похоронил и не оплакал их уход.

Ей недолго пришлось ждать, чтобы узнать, кем были жертвы.

На следующий день фургоны продолжили свое движение на север по холмистой равнине, и путники увидели, как впереди стада диких антилоп разделяются, точно волны перед носом корабля. Джим знал, что так животные реагируют на присутствие человека. Он не знал, что ждет впереди, поэтому приказал Смоллбою расположить фургоны оборонительным квадратом и раздать каждому мужчине по мушкету. Потом, взяв с собой Заму и Бакката, они с Луизой поехали вперед на разведку.

Травянистая равнина развертывалась, как волнующийся океан, и, добравшись до вершины очередного холма, они одновременно натянули поводья и изумленно смотрели на открывшееся перед ними странное зрелище.

По равнине в отдалении двигалась цепочка человеческих фигур; люди шли так медленно, что почти не поднимали пыли. С ними не было скота, и, когда они приблизились, Джим в подзорную трубу увидел, что все свои пожитки они несут на головах: глиняные горшки и калабасы, что-то завернутое в шкуры. В их внешности не было ничего враждебного, и Джим поехал им навстречу. Чем ближе он подъезжал, тем виднее становились подробности.

Цепочка состояла почти исключительно из женщин и детей. Младенцев матери несли на спине или на перевязи у бедра. Все были грязны и тощи, ноги как палки. Шли устало, волоча ноги. На глазах у Джима и Луизы одна худая, как скелет, женщина упала. Слишком тяжела была ее ноша: тюк и двое малышей. Спутницы подхватили ее. Одна поднесла к ее губам высушенную тыкву, давая попить.

Это был трогательный жест.

– Эти люди умирают на ходу, – тихо сказала Луиза. Подъезжая, она принялась считать: – Их тридцать восемь, но я могла посчитать не всех детей.

Подъехав еще ближе, Джим приподнялся в стременах и крикнул:

– Кто вы и откуда идете?

Видимо, они так устали, что до этой минуты даже не замечали всадников, потому что голос Джима привел их в отчаяние и смятение. Женщины бросали тюки и хватали детей. Они кинулись обратно, туда, откуда пришли, но их жалкие усилия приводили к тому, что они одна за другой останавливались и падали в траву, неспособные бежать дальше. Они пытались спрятаться, прижимаясь к земле и натягивая на головы кожаные капюшоны.

Не побежал только один человек – старик. Он тоже был страшно худ и хрупок, но выпрямился и с достоинством ждал. Он спустил с плеч шаль, издал резкий, улюлюкающий воинственный крик и бросился на Джима, размахивая метательным копьем. С расстояния в пятьдесят шагов он метнул копье, которое вонзилось в землю на полпути между ним и Джимом. Старик опустился на колени. Джим осторожно подъехал, опасаясь нового нападения этого среброголового старого воина.