Голубой горизонт

Охотничий инстинкт снова притянул взгляд Джима к огромному самцу. Тот продолжал жевать листки корявого куста. Джиму понадобилось сделать над собой серьезное усилие, чтобы отказаться от выстрела в это старое животное. Несмотря на то что такой бык мог стать прекрасным трофеем, его мясо, скорее всего, оказалось бы жестким и невкусным и жира на нем наверняка почти не нашлось бы.

Джим снова вспомнил философию Бакката: «Оставь старого быка для размножения, а самки пусть кормят своих малышей».

Джим медленно повернул голову, рассматривая стадо. И в этот момент из-за гребня появилась идеальная добыча.

Это был самец намного моложе вожака, от силы четырехлетка, обладавший настолько толстым задом, что золотисто-коричневая шкура на нем, казалось, вот-вот лопнет. Самец повернул в сторону, привлеченный блестящей зеленой листвой какого-то деревца. На его ветках висели зрелые пурпурные ягоды, и молодой самец шел к нему, пока не очутился прямо перед Джимом. И потянулся к веткам, чтобы ощипать ягоды, подставив под выстрел светло-коричневое горло.

Джим осторожно направил в его сторону дуло мушкета. Двигался он так медленно, как движется хамелеон, подбираясь к мухе. Разыгравшиеся телята взбивали копытами пыль и отвлекали обычно настороженных самок. Джим осторожно прицелился в горло быка. Он знал, что даже с такого близкого расстояния мощные лопатки канны могут остановить пулю. Ему требовалось найти ту точку в грудине, сквозь которую пуля проникнет в тело животного и доберется до его сердца, легких и пульсирующих артерий.

Джим положил палец на спусковой крючок и медленно, очень медленно стал нажимать на него, преодолевая соблазн мгновенно выстрелить. Боек упал с громким щелчком, кремень выбил искру, порох на полке вспыхнул, выбросив комок белого дыма, и приклад мушкета ударил в плечо Джима. Но прежде чем Джим успел опомниться после мощной отдачи, он заметил, как канна резко сгорбился. И понял, что его пуля угодила точно в цель, пронзив сердце животного.

Джим вскочил, чтобы посмотреть через облако дыма. Молодой бык все еще не шевелился, он застыл на месте, открыв рот. Джим увидел пулевое отверстие в гладкой шкуре на его горле.

Остальное стадо бросилось в бегство, бешено помчавшись вниз по склону; камни и пыль летели из-под копыт. Раненый самец попятился, неестественно изогнувшись. Его ноги подгибались и дрожали, он почти сразу сел на зад и вскинул голову к небу. Из его широко раскрытого рта хлынула фонтаном яркая легочная кровь. И тогда он перевернулся и упал на спину, судорожно дергая всеми четырьмя ногами в воздухе.

Джим стоял, наблюдая за последней агонией огромного существа.

Его ликование постепенно сменилось грустью истинного охотника, захваченного красотой и трагедией убийства. Когда антилопа затихла, Джим отложил мушкет и достал из ножен на поясе нож. Ухватившись за рога, он оттянул голову животного назад и двумя движениями опытной руки перерезал артерии по обе стороны горла, чтобы выпустить кровь. Потом поднял одну из мощных задних ног канны и отрезал мошонку самца.

Луиза показалась из-за гребня как раз тогда, когда Джим выпрямился, держа в руке пушистый белый мешочек. Ему пришлось объяснить:

— Если это оставить, оно испортит мясо.

Луиза отвела взгляд:

— Какое прекрасное животное… такое большое…

Ее как будто подавило то, что сделал Джим. Потом она выпрямилась в седле:

— Чем я могу тебе помочь?

— Сначала стреножь лошадей, — сказал он.

Луиза спрыгнула со спины Верной и отвела лошадей к дереву. Привязав их к стволу, она вернулась.

— Держи заднюю ногу, — велел Джим. — Если не вынуть внутренности, мясо прокиснет и испортится через несколько часов.

Это была тяжелая работа, но Луиза взялась за нее, не моргнув глазом. Когда Джим сделал разрез от паха быка до его ребер, кишки и все внутренности вывалились наружу.

— Придется испачкать руки, — предупредил Луизу Джим.

Но прежде чем он продолжил работу, поблизости прозвучал другой голос, высокий, похожий на детский:

— Я неплохо тебя научил, Сомоя.

Джим резко развернулся, инстинктивно взмахнув ножом, и уставился на маленького желтокожего человека, сидевшего на камне и наблюдавшего за ними.

— Баккат, мелкий шайтан! — крикнул Джим, скорее в испуге, чем в гневе. — Никогда больше так не делай! Откуда ты вообще взялся, скажи во имя Кулу-Кулу?

— Я тебя напугал, Сомоя?

Баккат смутился, и Джим вспомнил о хороших манерах. Он подошел к другу, чтобы исправить свою ошибку:

— Нет, конечно. Я издали тебя видел.

Никогда нельзя говорить бушмену, что вы его не заметили: он это воспримет как оскорбительный намек на его малые размеры.

— Ты же выше деревьев!

Лицо Бакката вспыхнуло удовольствием при комплименте.

— Я за тобой наблюдал с самого начала охоты. Ты правильно выбрал и правильно убил, Сомоя. Но, думаю, тебе понадобится помощь не только юной девушки, чтобы забрать мясо.

Он спрыгнул с камня. Остановившись перед Луизой, он приветственно сложил руки.

— Что он говорит? — спросила она Джима.