Голубой бриллиант

— Да разве только Булгаков обращал на это внимание, — сказала я. — Об этом говорили и Розанов, и Достоевский, и Куприн, и сотни других мыслящих патриотов. Ну и что? Что изменилось? Духовное и физическое удушение России никогда не прекращалось. И продолжается до сих пор.

— Ну, не совсем так, — возразил Алеша. — Сталин попытался прекратить это удушение.

— А в итоге его самого удушили, — заметила я.

— Вы, владыка, вспомнили моего генерала и согласились с ним в отношении засилия еврейства в России. А я вот начинаю с ним соглашаться в отношении Сталина. Генерал утверждал, что сталинские репрессии были направлены против палачей русского народа, кто совершал, по словам Булгакова, духовное убийство России, — заговорил Алеша. — Представьте себе, какое кадровое наследство оставил Ленин Сталину. Да он и не Сталину, а тому же Троцкому, или Зиновьеву, или Бухарину, женатому на дочери Лурье, злобному русофобу. В Политбюро Сталин находился в плотном кольце ненавидящих его евреев и женатых на еврейках русских, вроде тех же Молотова, Ворошилова, Кирова и так далее. Это и были физические и духовные душители России. А на местах во всех государственных структурах ключевые посты, особенно в карательных органах, занимали евреи. И, конечно, в культуре. Сталину стоило большого труда и умения разделаться с этими душителями. И репрессии тридцать седьмого года были направлены прежде всего против этих палачей-душителей.

— Но их потомки — внуки и внучатые племянники, все эти Гусевы-Драбкины, Афанасьевы взяли реванш, — вставила я. — Разрушили великое государство, уничтожили советскую власть, довели народ до обнищания и голода.

И, наконец, расстреляли законный Парламент, устроили в Москве кровавое побоище.

— И установили сионистскую диктатуру, — добавил Алексей.

— Ужасно, ужасно, друзья мои, — горестно произнес владыка. — После того, что свершилось, после расстрела Парламента, я не верю в воскресение России. Сатана восторжествовал, предварительно обесчестив и оскотинив народ русский, обезмозглив и озверив. Вы видели черное пятно на Белом Доме Парламента. Это черное пятно на совести народа. Вы представьте себе: русские танки стреляют по русским людям и толпа русских людей спокойно и даже весело наблюдает за попаданием снарядов. Что это, как не патология? А писатель Булат Окуджава в интервью газете говорит, что он воспринял с ликованием расстрел Белого Дома.

— Извините, владыка, Окуджава не имеет ничего общего с русскими. Он из племени бесов со всеми их людоедскими инстинктами.

— Но в танках сидели русские, и зверствующие омоновцы тоже русские, — сказал владыка. — И генералы, которые приказ отдавали, тоже не немцы. Вот ведь в чем трагедия. В полной духовной деградации, в нравственном разложении. Стрелять по безоружным соотечественникам? Что это, каким словом назвать? Вы точное нашли слово для Окуджавы — людоедство. Да, да, именно людоедство.

— Я думаю, ваше преосвященство, нужно создать «Черную книгу позора» и записать в нее имена главных палачей. И хранить ее вечно, — вдруг родилась у меня идея, — Так и написать на ней: «Хранить вечно!» Чтоб потомки с омерзением произносили их имена. Чтоб и дети и внуки душегубов чувствовали на себе пятна невинной крови. И чтоб церковь предала их анафеме. Как вы на это смотрите, владыка?

— «Книга позора» — это дело серьезное. Но невинная кровь, пролитая душегубами, не должна запачкать их детей и внуков. Они не виноваты и не несут ответственности за злодеяния родителей. Что до анафемы, то это дело сложное, я бы сказал тонкое, — ответил епископ.

— Конечно, нынешний патриарх — друг президента на это не пойдет, — сказал Алеша. — А вот идею твою с «Черной книгой» я позаимствую. Я создам обелиск позора, который будущая народная власть воздвигнет на Красной пресне. Представьте себе стелу из серого грубого, необработанного камня. Стела зиждится на куче извивающихся змей с человеческими головами и звериным оскалом. Они отлиты из черного металла. А на стеле черными буквами имена палачей и красные пятна крови. А у подножия на асфальте распластанная бронзовая фигура девочки-подростка…

Я живо представила всю композицию, так зримо нарисованную Алешей. Я не успела высказать своего одобрения, владыка меня опередил:

— Это будет впечатляюще, — сказал он. — Только доживем ли мы до открытия такого монумента, сохранится ли Россия, вот вопрос?

— А помните, владыка, вы у меня в мастерской в присутствии Дмитрия Михеевича читали стихи Зинаиды Гиппиус? Там есть строки: она не погибнет, верьте, и близко ее воскресенье, — напомнил Алеша.

— Хочется верить, да надежды нет, — ответил владыка.

— Особую тревогу у меня вызывает молодежь. В ее неокрепшие души впрыснули ядовитые вирусы, через телеэкран и бульварную прессу. Ее окунули в грязное болото лжи, заморочили ей голову, отравили сексом, наркотиками. Это потерянное поколение. А другого не будет.