Голубой берег

Перед нами внизу, на самом берегу реки, темнели заросли колючего кустарника — тугаи. Долго и упорно взад и вперед ездили мы вдоль края тугаев, разыскивая в зарослях тропинку. Наконец, Азам, которому надоело прыгать по следам каравана, бросился вперед и вскоре исчез в тугаях. Вслед за Азамом, ведя верблюдов на поводу, мы въехали в тугаи. Алай храпел и прыгал, как заяц, пробивая дорогу в снегу. Тугаи представляли собой сплошной снежный сугроб. Слышался нарастающий рев реки. Мы медленно двигались вперед. Снежные бугры расступились.

Перед нами открылась широкая черная полоса с белыми пятнами: незамерзшая река, темневшая в ледяных берегах, несла большие глыбы льда. Верблюдчики подняли крик.

— Товарищ начальник! — кричал Карабек. — Ехать нельзя: муз, муз идет!

Льдины проплывали очень быстро, бултыхаясь в водоворотах и ломаясь на камнях. Это и был «муз». От бешеного движения воды и льда в воздухе стояли гул и треск. Пелена снега закрывала противоположный берег; казалось, что черная поверхность воды уходила под какой-то туманный занавес.

— Карабек! — кричал я. — Если мы возвратимся, закроется дорога и мы не доедем домой. Весна скоро. Сам говорил: ехать надо!

— Верблюдчики не хотят!

— А пусть они захотят, говори!

Подошли верблюдчики, и сквозь рев бурана и грохот реки мы кричали и ругались из последних сил. Но слова, произнесенные замороженными губами, были едва слышны. Жесты говорили больше. Глядя со стороны, можно было подумать, что огромные фантастические птицы на берегу реки машут изо всех сил крыльями и не могут взлететь. Киргизы, ссылаясь на Аллаха, ругали Кара-бека. Тот молча хмурился. Возле нас нарастал сугроб. Мы не знали, где сейчас находимся.

— Карабек, — кричал я, — если не поедем, ты мне не товарищ! Я тебя уволю! Зачем такая плохая работа? Зачем такое дело? Ехать надо!

— Рассчитывай, прогоняй! — кричал Карабек, задыхаясь от злости, и, схватив шапку, бросил об снег. Ветер ее подхватил и понес. Карабек бросился за шапкой. Через вечность — такими долгими казались секунды — он вынырнул из мглы.

— Видишь, видишь, — кричал он, вскидывая руками и показывая на шапку, — ка кой буран!

— Вижу, ехать надо.

Азам между тем бегал по берегу и, оглядываясь на нас, как бы звал переезжать реку. Иногда он тянул носом воздух и взвизгивал, будто чуял близко жилье.

— Азам кибитку слышит! — закричал Карабек, заметив эти движения собаки.

На верблюдчиков это произвело огромное впечатление.

— Ехать надо, сейчас ехать надо, — сказал Саид решительно, хотя раньше не говорил ни слова. Пошли садиться на животных. Больше всего угнетало то, что не знали, в каком месте переправляемся. А может быть, противоположный берег крутой и мы не выедем? Я подумал о раненом Джалиле Гоше: каждому из нас сейчас предстоит действовать за себя, такое предприятие, как зимняя переправа через Сурх-Об, более чем рискованно. Но что же будет с тяжело раненым? Впрочем, если бы я оставил Джалиля в Кашка-су одного, без единого родственника, там бы с ним расправился его враг — Барон…

— Смотрите за Джалилем! — приказал я Саиду и Шамши.

Материальную ответственность за верблюдов я взял на себя. Опасность заключалась в том, что, во-первых, льдины могли сбить верблюдов в воду и поломать им ноги, а упавший с грузом верблюд сам не поднимается, поэтому он утонет и пропадет груз. Развьючить верблюда в реке при морозе в тридцать градусов, с бурей и несущимися льдинами, невозможно.

Вторая опасность заключалась в том, что нас от реки отделяла площадь в несколько метров зеркального льда, а пройти по зеркальному льду даже несколько метров у этого и затем столько же у противоположного берега представляет для верблюда смертельную опасность.

Дело в том, что ноги верблюда скользят, разъезжаются в стороны, он не может задержать скольжения, и поэтому разъехавшиеся ноги часто разрывают верблюда пополам. В таких случаях остается только пристрелить его. Пропажа груза в воде была бы для меня настолько большой потерей, что я даже мысленно не допускал такой возможности. Грузом был гималайский ячмень — редкий семенной опытный материал, добытый с таким огромным трудом…

…Вступив на лед, верблюды отчаянно заревели, понимая опасность. Шли они тихо и вопили при этом изо всех сил, как вопят сирены на пароходе в туман. Они боялись льда. Я ехал на лошади впереди и вел первого верблюда за веревку, продетую через ноздри. К нему таким же образом были привязаны остальные.

— Секин, секин! — кричал Карабек. — Тише!

Я еще более умерил шаг жеребца.