– Хорошо. Что вы можете сказать о возможном мотиве? Считаете ли вы, что все убийства были совершены одним и тем же… компонентом?
– Мы не знаем. Мы не более способны выделить… индивидуума из группы, чем вы. Но мы очень напуганы. Нам страшно.
– Еще бы. Есть ли у вас основания полагать, что жертвы были… можно ли так выразиться?..
Бах надеялась, что это не так. Преступников, убивающих бессистемно, поймать труднее всего. Не имея мотива, тяжело связать убийцу с жертвой и выделить кого-то одного, просеивая тысячи подозреваемых. В случае с барби проблема становилась сложнее в квадрате. Даже в кубе.
– Мы не знаем и этого.
Бах вздохнула:
– Я хочу встретиться со свидетелями преступления. И допросить их.
Вскоре к ней привели тринадцать барби. Бах намеревалась тщательно допросить их и проверить, совпадают ли их рассказы и не изменились ли они за прошедшее время.
Она усадила их, стала вызывать по очереди и почти немедленно наткнулась на каменную стену. У нее ушло несколько минут на то, чтобы увидеть проблему – несколько наполненных отчаянием минут, потраченных на попытку установить, кто из барби разговаривал с офицером полиции первой, кто второй, и так далее.
– Погодите. Слушайте внимательно. Присутствовало ли это тело физически в момент преступления? И видели ли эти глаза, что произошло?
Барби нахмурилась:
– Нет. Но разве это имеет значение?
– Для меня имеет, детка. Эй,
Вызванная барби просунула голову в приоткрытую дверь.
– Мне нужны те, кто там
– Но эта история известна всем.
Бах потратила еще пять минут, объясняя, в чем для нее состоит разница, потом прождала еще час, пока 23900-я отыскивала настоящих свидетелей.
И она вновь уперлась в каменную стену. Все тринадцать дали абсолютно идентичные показания. Бах знала, что такое невозможно. Свидетели
И, что хуже всего, она не сомневалась, что никто ей не лжет. Если бы она допросила тринадцать выхваченных наугад барби, то услышала бы точно такие же ответы. И каждая из них считала бы, что была на месте убийства, потому что кто-то из них там был и рассказал остальным. Что произошло с одной, произошло со всеми.
Выбор вариантов действий таял на глазах. Бах отпустила свидетельниц, вызвала 23900-ю и усадила ее. Потом заговорила, загибая пальцы:
– Первое. У вас есть личные вещи погибшей?
– У нас нет частной собственности.
Бах кивнула.
– Второе. Вы можете отвести меня в ее комнату?
– Мы спим в любой комнате, которая вечером оказывается свободной. У нас нет…
– Понятно. Третье. Могли ли ее друзья или коллеги, с которыми я… – Бах потерла лоб. – Так, про это забудем. Четвертое. Какая у нее была работа? И где она работала?
– Все работы здесь взаимозаменяемые. Мы делаем то, что требуется…
–
– Мы и не ждем от вас каких-либо действий, – негромко проговорила барби. – Мы не просили вас приезжать. И нам очень хочется, чтобы вы оставили нас в покое.
Охваченная злостью, Бах забыла об этом. Она остановилась, постояла в нерешительности, потом поймала взгляд Вейла и дернула головой в сторону двери:
– Пошли отсюда.
Вейл молча вышел следом за Анной-Луизой и торопливо зашагал, догоняя ее.
Они дошли до станции, и Бах остановилась возле поджидающей их капсулы. Лейтенант тяжело опустилась на скамью, подперла руками подбородок и принялась наблюдать за барби, по-муравьиному суетящимися на погрузочной платформе.
– Идеи есть?
Вейл покачал головой, уселся рядом, снял форменную шапочку и вытер вспотевший лоб.
– Они поддерживают здесь слишком высокую температуру, – сказал он.