Голубка в клетке

Алторьяи тоже чего-то желал для себя. Чего? Он и сам не знал. Добивался, хотел — и все тут. Кто ведает, что может перепасть в подобных случаях? Когда отцветает грушевое дерево, то, бывает, ветром относит цветочки и очень далеко. Службогонцы связаны друг с другом одной веревочкой, большие с маленькими, как вагоны первого класса с багажными. Дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку...

Алторьяи целыми днями слонялся по клубу, и, хотя до свадьбы оставалось не более восьми дней, он с трудом урывал минуту, чтобы забежать мимоходом к своей невесте. Пустой, достойный сожаления человек, расточающий свое самое прекрасное богатство! Ведь вся поэзия женитьбы именно в тех нескольких днях, которые остаются новобрачным до свадьбы! Медовый месяц — это сладость вкушенья; месяц перед свадьбой — сладость предвкушенья. Именно в эти недели наливаются соком самые сладкие плоды.

Дни предвкушенья пролетели мимо Алторьяи. Он ничего не предвкушал.

Накануне свадьбы он лишь ненадолго заглянул к невесте, вечер провел в клубе, потом спокойно улегся спать; утром проснулся, позавтракал, просмотрел свежие газеты — опять новые комбинации! (Эти газеты врут, как отставные солдаты.) Затем он начал одеваться: натянул сафьяновые сапоги со шпорами, накинул синий бархатный ментик с гранатовыми пуговицами, пристегнул саблю, инкрустированную бирюзой, и сел в экипаж.

Его часы показывали всего лишь половину девятого. Еще рано. Эстике, наверное, только начали одевать и сейчас примеряют к ее золотистым волосам свадебный венок. Сейчас он только мешался бы там. Дядя Дани, льет, вероятно, крокодиловы слезы. Старый Янош ворчит медведем, подружки хлопочут и щебечут, как ласточки.

Ну что ж, пусть каждый по-своему облегчает душу.

Таким образом у него как раз было время, чтобы заехать на улицу Надьштацио и забрать своего шафера Корлати.

Коляска быстро покатила по мостовой, из-под копыт лошадей вылетали мелкие искорки. Колеса выстукивали, казалось, одну и ту же фразу: «Я — сча-стли-вый, я — сча-стли-вый!..»

Стоп! Мы прибыли.

Алторьяи бодро взбежал по лестнице. Сабля его весело и гордо позвякивала при каждом шаге, словно приговаривая: «Вот идет его высокоблагородие депутат Алторьяи, его высокоблагородие депутат...» У дверей Петера он нажал кнопку звонка. И звонок весело завизжал: «Здрасть... здрасть...»

Мальчик-слуга, с настороженным, как у тигра, взглядом, открыл дверь.

— Их благородия нет дома. Уехали.

— Мозги твои куда-то уехали, щенок. Не узнаешь, что ли, меня?

— Как не узнать, сударь: господин Алторьяи. Но все-таки мой хозяин точно уехал.

— Это невозможно! Ведь вчера вечером мы были вместе.

— Они ночью изволили уехать.

— И не оставил мне никакой записки?

— Никак нет, ваше высокоблагородие.

— Что за странный случай! Ничего не понимаю! Пожимая плечами, он спустился, сел в поджидавшую его

коляску и помчался к своей невесте. Пока он туда доедет, будет как раз девять часов.

В гостиной он застал дядю Дани и мадам. Они возбужденно расхаживали взад и вперед.

— Беда, — сообщил Алторьяи с порога, состроив сердитую мину.

Дядя Дани и мадам взглянули на него растерянно.

— Значит, ты уже знаешь?

— Конечно. Значит, вам уже сообщили? Что же все-таки с ним случилось?

— Что ты, что ты! Никто ничего нам не сообщал, — пробормотал дядя Дани. — Ни единого словечка. Да провались я на этом месте, если хоть что-нибудь подозревал! Но все-таки это ужасно!

— Не стоит огорчаться, дядя Дани. Надо срочно найти кого-нибудь взамен. Есть у вас кто-либо под рукой?

Старый адвокат удивленно вытаращил глаза на Алторьяи, а затем с горьким юмором указал на мадам Люси.

— Вот как! Ну что ж, вот мадам Люси под рукой. Подойдет?

— Мадам? Шафером? Да ты не рехнулся ли, дядя Дани?

— Я перестаю тебя понимать, Пишта. Ты просто не в себе. Хотя не удивительно. Кто мог подумать? Чертовы вертушки, этот слабый пол весь такой!

— О ком ты?

— Об Эстер, разумеется.

— А-а... Она еще не одета?

— Кто?

— Да Эстер же!

Наш адвокат многозначительно переглянулся с мадам Люси, затем пожал плечами и судорожно начал тереть руки, словно намыливая их.

Первой начала догадываться компаньонка. В конце концов Алторьяи не двадцатилетний студент, чтобы вот так сразу свихнуться. Значит, здесь какое-то недоразумение.

— Судя по всему, — заговорила она, обращаясь к Алторьяи— вы еще не знаете об исчезновении.

— Как так не знаю? Я ведь уже сказал, что мне это известно, — спокойно ответил Алторьяи.

Это спокойствие снова озадачило гувернантку.

— Может быть, вам известен и адрес?

— Нет, этого я не знаю. Да и какое мне дело? По мне, беги он куда угодно, одно ясно — подлый он человек.

— О ком вы говорите?

— О ком же еще, как не о Корлати.

— Вас невозможно понять. При чем здесь Корлати?

— Тысяча чертей, разве мы не о нем говорим все это время? Он куда-то уехал сегодня ночью и весьма мило подвел меня.

В уме мадам блеснул наконец свет истины.

— Теперь я знаю, куда он уехал.

— Ну?

— Так ведь ясно же, — с живостью воскликнула она, — он бежал вместе с Эстер!

Алторьяи побледнел, глаза его полезли на лоб.

— С Эстер, — пролепетал он. — Бога ради, что произошло с Эстер?