Голубка

Он опускает голову на баранку и спит. Полчаса ровно. Пока едущие в кузове рабочие разминаются и ходят оправляться за обочину.

Потом машина останавливается у какой-то избушки около моста. Выскакивает тетка, орет, что не там поставили машину.

В избе на полу стелют полушубки, и все ложатся в ряд.

Виктора затемно будят, при тусклом фитиле, в полумраке он отыскивает шапку и помятый полушубок. Выходит на улицу и садится в свою машину, чтобы подремать в теплой кабине.

На второй день они приезжают на место.

Небольшая деревня с окнами на Ангару, посреди магазин, клуб. У клуба машины остановились. Виктор вылез из кабины, разминая затекшие ноги, и вдруг увидел бегущую ему навстречу Анну Ивановну, которая накидывала на ходу шаль.

— Я смотрю — машина, а тебя-то не вижу,— говорила она, смеясь и показывая рукой, куда идти.— У нас в клубе камералка, а с Васей моим, слышал, беда какая? Из больницы-то он удрал, а что толку, работать и напрягаться ему нельзя, а разве тут дадут отдохнуть? Таня Уткина вчера прилетела, говорит, комиссия из Москвы назначена. Ты ведь Таню должен знать, она на свадьбе была!

Анна Ивановна рассказывала дальше, как все случилось, как поехал Василий Иванович в Соколовку вместе с заместителем Семеновым, засиделись в райкоме партии, а возвращались поздно, он поскользнулся и упал головой навзничь и потерял сознание. Голубева перенесли в гостиницу, потом отправили в больницу. Врачи сказали, что пролежит он не меньше месяца, а вообще его счастье, что шапка смягчила удар, могло быть куда хуже. Потом его перевезли домой. От дома, где он обещал врачу отлежаться, все-таки ближе ко всем делам.

Василий Иванович в пижаме встретил Виктора у порога, обнял, помогая раздеваться, подвел к столу, за которым сидела Таня Уткина. Виктор ее сразу узнал, поздоровался.

Появилось вино и стаканы, в то время как Голубев объяснял, что пить ему, конечно, запретили, какие-то вредные пары образуются под черепной коробкой. И он не пьет, изредка разве рюмочку, да что за рюмочка, посмотришь и скажешь, что никаких паров с нее не наберется. Вот в сорок седьмом году...

Таня Уткина и Анна Ивановна смеялись. Таня сказала, продолжая, должно быть, ранее начатый разговор:

— Василий Иванович, а если не залезать в глубь, так сказать, веков, что мы можем сейчас предложить комиссии?

Голубев отодвинул от себя тарелку, вилку, теперь вдруг мешающие ему, сказал:

— Вы там, в Ярске, как за границей живете. Растянули экспедицию на сто пятьдесят километров, а теперь подавай результаты. А вы сами подите да возьмите,— говорил он, уже раздражаясь, проводя рукой по лицу.— Нюра, ты Семенова не позвала?

— Я просила его зайти,— сказала Таня.

Виктор сидел и слушал.

За окном начинает дымить ветер, видно, как он сламывает с крыши пласты снега.

Пришел Семенов, сел на край табуретки, стал слушать. Был он не брит, тощ, даже неприятен лицом.

— Придвигайтесь,— сказала Таня Семенову.— Чего вы как дальний родственник? Ну, вы знаете, Семенов, сроки те же, а неприятностей вам прибавилось.

— Нам бы еще пару месяцев,— ответил Семенов простуженным голосом.

— Если бы они лежали у меня в кармане, я вынула бы и положила на стол,— перебила Таня.

Виктор почему-то подумал, что ей трудно будет выйти замуж. Наверное, сотрудники боялись ее некроткого нрава.

Анна Ивановна не вмешивалась в рабочие разговоры. Но сейчас она вдруг сказала:

— И говорят и говорят, открыли говорильню. Зачем больного-то мучить? И гости у нас.

— Да, понимаю,— сказала Таня, весело взглянув на Виктора.— Представители младшего поколения, так, что ли? Молодость — такой недостаток, который с годами проходит. В этом я убедилась на собственном опыте.

— Мы их не догоним, а они нас всегда,— сказал Голубев, успокаиваясь.— Нюра, нам чайку.

— Вы с буровиками ехали? — спросила Таня Виктора.

— Да, насчет буровых,— опять заговорил Семенов своим простуженным голосом.— Буровые у нас все и. о., нанимаем на собственный страх и риск. Это как?

— Буровики сюда косяками не идут,— согласилась Таня.

— Гм, не идут! Эти-то скоро побегут!

— Ладно, Семенов,— сказала Таня, поднимаясь.— Я предлагаю завтра с утра поехать, осмотреть створ, а сейчас, как говорится, на боковую. А?

Таня быстро оделась и ушла.

— Знаете,— сказал Голубев, называя вдруг Виктора на «вы». Он расхаживал в трусах по избе, — знаете, среди гор Гиндукуша, почти у самой границы, до революции было царское имение. Там образцово вели хозяйство, и для его нужд в 1906 году австро-венгерская фирма на реке Мургаб построила одну из первых, а может, самую первую электростанцию в России. Как вы думаете, какова была ее мощность?

Виктор не знал и потому пожал плечами.

— Четыре тысячи киловатт,— сказал раздельно Голубев.— Я видел эту станцию: поразительно допотопное сооружение.

Виктор лежал на полу у печки, на спальном мешке из собачьих шкур, вывернутом для тепла мехом наружу. Голубев тоже улегся, выкатив большой живот вверх и глядя в потолок.

Виктор посмотрел на него, подумал: «И чего он мне про какую-то гидростанцию рассказывает? Спросил бы про Женю лучше. Ведь это его действительно интересует».