Голуби в траве. Теплица. Смерть в Риме

Волею случая в начале пятидесятых годов в Риме встретились немцы, чьи судьбы уже не раз перекрещивались. Среди них бывший генерал СС Готлиб Юдеян, приговоренный после войны к смертной казни, но сумевший избежать ее, как, впрочем, и многие другие нацистские преступники. Сбежав в одно ближневосточное государство, он быстро нашел новых хозяев, которым помогал теперь закупать оружие. В Италии он собирался также побывать на местах боев, где он якобы отличился в годы второй мировой войны. Выясняется, однако, что «отличался» он не фронтовыми подвигами, а жестокими расправами с мирным итальянским населением, женщинами, детьми, стариками. «Этот человек был палач, - так характеризует его автор. - Он пришел из царства смерти, от него исходило зловоние, он был сама смерть».

Юдеян страшен и вместе с тем ничтожен. Мы видим его бесчеловечность, безграничное самомнение, безудержное стремление оживить «призрак национального величия, призрак расового возвышения, призрак реваншизма» и в то же время его духовное убожество и политическую слепоту. Юдеян не способен понять, что времена переменились, что течение истории не имеет обратного хода.

Писатель отнюдь не преуменьшает опасности подобных торговцев смертью, политических слепцов, которые не сомневаются в том, что «для подлинного ощущения власти нужно лишь одно: убивать». Вчерашний каратель, сегодняшний убийца арабских партизан Юдеян, если ему удастся снова прийти к власти, начнет расправляться с немецкими антифашистами и демократами. Ведь даже незадолго до собственной смерти Юдеян убивает ни в чем не повинного человека: жену всемирно известного дирижера.

Опасен Юдеян еще и тем, что вокруг него роятся наемники и ландскнехты рангом пониже, всегда готовые исполнить любой его преступный приказ.

Среди них племянник Юдеяна Дитрих, молодой карьерист, напрочь лишенный каких-либо моральных устоев, и престарелый торговец оружием Аустерлиц, и фанатичный нацист генерал Тойфельсхаммер. Здесь и отец Дитриха, типичный представитель боннского чиновничества. В пору гитлеризма он занимал видные посты в государственном аппарате, а в Германии Аденауэра стал обер-бургомистром крупного города. Воспитанный в традициях «не рассуждать, а повиноваться!», Пфафрат-старший олицетворяет собой дух прусского милитаризма, казарменное беспрекословие.

В какой-то мере их антиподами выступают в романе принадлежащие к молодому поколению Адольф Юдеян и второй сын Пфафрата Зигфрид. Оба они не приемлют нацизм с его культом насилия, подобострастия и духовной убогости.

И в то же время испытывают перед ним безотчетный страх. Они не могут избавиться от чувства вины за преступления своих отцов, и это чувство лишает их веры в жизнь, омрачает пути в будущее. Потребность искупления чужих грехов приобретает порой извращенные, патологические формы.

Талантливый композитор, Зигфрид, отдавшись во власть музыки, нашел в себе силы порвать с постылым ему окружением. Он ушел из дома, но так и не обрел места в жестоком и чужом для него мире.

Надо сказать, что из всех персонажей романа Зигфрид наиболее близок автору. Не случайно повествование часто ведется от его лица, а многие оценки происходящих событий даются от его имени. Однако в отличие от своего создателя, который хотя и называет себя «аутсайдером», но активно вторгается в политическую жизнь страны, Зигфрид по сути своей действительно сторонний наблюдатель, убежденный в тщетности любых попыток изменить мир к лучшему.

Еще менее готов оказать сопротивление силам зла Адольф, решивший посвятить себя служению церкви. Задумываясь о нацистском прошлом своего отца, о злодеяниях гитлеровских головорезов, «он начинал сомневаться, действительно ли, надев облачение священника, он отмежевался от всех этих убийств». Но сомнения не укрепляли его волю, не звали к активным действиям. «Он чувствовал себя отвергнутым, отвергнутым с самого начала».

Широкую и многоплановую картину современного ему западного мира раскрывает в романе «Смерть в Риме» автор. Вместе с тем нельзя не заметить и некоторой односторонности в изображении действительности, на что справедливо указывалось в советской критике. «Силы, реально борющиеся, сражающиеся против фашизма, в романе Кеппена не показаны», - писал Д. Затонский. «Кеппен, - отмечал Р. Самарин, - слишком предвзят в своем недоверии к действенному и целеустремленному человеческому разуму, воплощенному в наши дни в международном движении борьбы за мир».