Судорожное предсмертное бульканье, отдаленный треск пламени, вопли — все словно смешалось, слившись в единую картину кровавого безумия. Только птица, важно восседавшая на ветке, спокойно чирикала. Кажется, ей не было абсолютно никакого дела до людей.
Когда мы, наконец, приблизились к Ане, она выглядела ужасно бледной. Словно ещё немного — и она сама упала бы рядом с поверженной жертвой, задавшись кровавыми всхлипываниями. Её глаза потускнели, на лице засела странная тень, губы были сжаты в тонкую полоску. Она молчала, похоже, опасаясь что-то произносить. Но мы не нуждались в словах: мы и так все прекрасно понимали.
Я уже видела жуткие башни, выраставшие из мглы. И лес, и тропы, и мрак. Вечный мрак, обитающий в каждом уголке загадочного места. Тот самый, что отделял человеческие земли от владений нечистых.
Жестом приказав нам действовать, Аня распласталась на колючей траве. Её бессмысленный взгляд скользнул в сторону толстобоких туч. Волосы безжизненно рассыпались. Пальцы набрали маленькую охапку земли и крепко сжали её: наверное, это как-то помогало ей расслабиться, а может, скоротать время. Анна уже явно поняла, что ей пришёл конец. Хотя страх все ещё метался в её глубоких голубых глазах.
Мы достали ножи и осторожно подобрались к жертве, готовясь сотворить неминуемое. Предъадье, Предъадье, только Предъадье — ничего больше. Никаких сторонних мыслей — иначе все будет провалено, иначе ни в чем не повинная женщина погибнет действительно напрасно.
«Жаль эту женщину», — на миг подумалось мне, ощутившей какой-то неприятный осадок в душе.
Однако эти мысли тут же заменили другие, более тяжёлые и мучительные. На меня нагрянуло полноценное осознание того, что я планировала сделать совершенно безропотно, как банальную детскую шалость. Я должна была поучаствовать в расчленении живого человека. Это звучало дико, страшно и безысходно — и я почему-то внезапно решила, что так не будет. Если это и сделает кто-то, то точно не я, точно не на моих глазах. Мне не нужно Предъадье, не нужна война с чертовыми голубями, не нужно безумие — я хочу сидеть в уютной квартире, радуясь относительной безопасности.
Антон уже поднёс лезвие к шее Ани, готовясь нанести сокрушительный удар. Но я отпрянула. И начала тихо отступать назад, делая небольшие шаги и боясь остановиться. Почему-то в моем друге мне внезапно почудился кровожадный маньяк, который искал очередную жертву, и внутренний голос приказал бежать. Как можно скорее.
Паника крепкими тисками сжимала горло, я тяжело дышала, сердце снова билось с невероятной скоростью, отдаваясь в голове звонкой пульсацией. Кажется, я медленно сходила с ума. Кажется, мне пора было действительно обратиться в психиатрическую больницу…
Голуби, голуби, голуби! Тук-тук, тук-тук! Курлы-ы-к! Курлык!
Я не видела ничего, кроме руки, осторожно взявшей меня, но не потащившей к жертве. Голос Антона принялся ласково уговаривать, но мне не хотелось слушать — мне хотелось только бежать, как можно дальше. Ноги неприятно ныли, отчаянно желая унести меня от запятнанного кровью места, где только что произошло и вот-вот должно было произойти безжалостное убийство.
— Нет. Нет и ещё раз нет, — срывающимся голосом произнесла я, не видя ничего перед своими глазами. — Ни за что.
Оружия в руках уже не было: я его невольно выпустила, ощутив мощный панический порыв. Теперь я стала беззащитной, снова беззащитной, как тогда, когда меня сделали рабыней. Но мне уже до этого не было откровенно никакого дела. Бежать! Срочно бежать!
— Я… Я тоже не хочу, но мы д-должны это сделать, — с запинками пролепетал Антон. — Конечно, я это могу сделать сам, но тогда ты останешься совсем одна, в окружении голубей. В городе сейчас не менее опасно.
Но я упиралась, не собираясь совершать деяние ни при каких обстоятельствах. В моей груди вновь всколыхнулась волна гнева, правда, не настолько заметная, как страх, всепоглощающий, ослепляющий, затмевающий разум. «Пусть делает сам. Мне плевать. Я в этом не участвую», — говорил мне внутренний голос.
Неожиданно в сгущающемся тумане послышался голос, принадлежавший Ане.
— Скорее! Он рядом! — закричала она.
Я обернулась и тут же судорожно вскрикнула, вцепившись в Антона. К нам, грациозно лавируя полыхающими крыльями, щёлкая кривым уродливым клювом, опускался огромный голубь. Горящие глаза, мерзкий запах и жар. Кажется, голубиный главарь… Он был рядом, совсем рядом.
Забыв обо всем, я глубоко вздохнула, чётко представила фотографию и двинулась за Антоном.
Рука сама подняла валявшийся в траве нож и несколько раз глубоко-глубоко вонзила его в живую плоть. Свежая кровь потекла по ладони, обжигая кожу, но, ослеплённая безрассудной паникой, я уже не обращала на это внимание. Не знала я и то, какой части тела лишила свою жертву, наверное, тут же беспорядочно задёргавшуюся в безумной предсмертной агонии. Кажется, кровь брызнула мне в лицо. Попала на губы, чуть капнула в рот…