Голуби — стражи ада (СИ)

Единственной мебелью здесь оказались большие фарфоровые чаши, грязные, грубые, заскорузлые. Они нелепо возвышались посреди комнаты, создавая удручающее впечатление и, кажется, разнося по стенам омерзительный запах.

Скривившись, пытаясь справиться с тошнотой, я, подталкиваемая всё тем же мерзким типом, подобралась к сосуду и взглянула внутрь. Взглянула и тут же отвернулась, силясь подавить рвотный позыв. Ваза оказалась доверху наполнена окровавленными скользкими частями, оставшимися от голубиных вместилищ. Кишки, мозги, крылья — всё это плавало там, словно в супе, приготовленном кровожадным любителем сырого разлагающегося мяса. В мутном свете, исходившем от маленьких свечей, что висели над злосчастными вазами, эта картина обретала особенно мерзкий оттенок.

— Чисти! — грубо приказал кто-то, толкнув меня лицом в эту плавающую гадость. К счастью, я, оказавшаяся в опасной близости с разлагающейся дрянью, успела вовремя вывернуться, не окунувшись в голубиные остатки.

— Что? — недоумевающее спросила я, не понимая, что мне следовало чистить. Хотя если бы у меня была воля, я бы вычистила здесь всё, навела идеальный порядок. И в первую очередь вывела бы не грязь, а людей, устраивавших нелепые сборища.

— Чисти вазу, вымывай всю требуху из остатков голубиных оболочек и раскладывай ее по комнате. Ясно?

— Почти, — пролепетала я, упорно стараясь не кривиться. Несмотря ни на что, всех этих сомнительных типов, имевших на меня смутные планы, я определенно побаивалась, в результате чего не осмеливалась ослушиваться их указаний.

— Что непонятно?

— Как я должна всё это делать?

— Руками. Своими драгоценными белыми руками. Забудь о своём прошлом. Теперь твои господа — это мы и стражи ада. — Мужчина криво ухмыльнулся, важно подняв свой массивный подбородок.

— Но, по-моему, руками здесь я не так уж и много сделаю…

— Захочешь — сделаешь. Хватит разговоров. Приступай.

Он несколькими ловкими движениями проверил мои карманы, чтобы убедиться, не осталось ли в них никаких ценных вещей. Но его приятели все вытащили и забрали, все украли и вычистили. Поняв это, он глупо хмыкнул и, резко развернувшись, направился в основную комнату.

А я стала копошиться в «солянке», булькавшей в фарфоровой вазе. Голые руки тут же увязли в скользкой холодной жидкости, расползшейся по ладоням; отвращение возросло, но, стараясь не думать о том, что находилось в сосуде, я занялась работой.

Мне показалось, будто эта гадость забулькала где-то в моём горле. Во рту появился мерзкий привкус, словно я действительно глотнула частичку жуткого месива. Разумеется, это были всего лишь внушения, навеянные жутким отвращением, но впечатления вряд ли особо притуплялись.

Вот мои руки были уже по локоть в этой крови, смешанной с прочими внутренними голубиными жидкостями; трупный запах всё глубже проникал в мои лёгкие, опутывал их невидимой пеленой. Приступы тянущей тошноты скручивали меня и замедляли работу. Но я, желающая поскорее управиться с отвратительным делом, старалась не отвлекаться на внутренние ощущения.

Что-то склизкое и холодное, в тусклом свете приобретшее тёмно-бордовый оттенок, — наверное, голубиные кишки — обвилось вокруг моей ладони и упорно не желало отцепляться, как бы я ни пыталась стряхнуть его обратно в вязкую муть. Жутко хотелось закричать, позвать на помощь, но это было бессмысленно. Абсолютно бессмысленно. Единственное, что я могла делать, —это с усердием вынимать из котла требуху и тереть её руками, очищая от грязи и излишков.

Я почему-то вспомнила, как дома чистила рыбу, также вынимая из неё потроха, но по сравнению с голубиными сюрпризами тот процесс был приятным и беззаботным занятием, дарующим душевную гармонию.

И зачем этим людям вообще нужны остатки беспомощных тел, проживших свой век? Для опытов? Для варев? Для ритуалов? Может, они ставили эксперименты, может, пытались воскресить прежнюю оболочку, чтобы она снова служила сотворившему её демону? Или хотели что-то слепить из кусочков птичьих трупов, успевших порядком разложиться?

Гадость обвивала мои руки, скручивалась, забивалась под одежду и ногти. Множество мыслей роилось в голове, но, занятая работой, я не уделяла им внимания. Как будто мне было плевать, на все плевать. Кроме очередного поручения, ожидавшегося в ближайшем будущем, подорванной гордости и отвращения, плескавшегося во мне липкими, холодными волнами. Мерзость.

========== Глава 22. Собачка ==========