Гольцы

Он вышел из зимовья. Тонкая осинка, росшая неподалеку от угла зимовья, была вся изверчена, натерта поводом. Здесь стоял привязанный конь. Нетерпеливым копытом он выбил глубокую ямку в земле. Худой, старый конь, пройдя дальний путь но тайге, не станет копытить землю, не станет рваться с привязи. Порфирий спустился к броду через Джуглым. Да, он приехал из-за речки и уехал туда же. Значит, из Шиверска или из Солонцов. Конь боялся идти в воду, долго плясал на спуске. Круглые, крепкие копыта у коня. Подкован на одни передки. В экспедициях куют коней на все четыре ноги. Этот подкован по-крестьянски. А вот и след человека. Сбросил конь его у самой воды, в плотном песке выдавился глубокий отпечаток ноги, обутой в крепкие, нерастоптанцые ичиги. Тоже не городская обувь… Кто же был здесь? Кто?

И Порфирию отчетливо представился' крепкий, рослый мужик с лоснящимся от жира лицом, с цепкой хваткой в руках, привыкший брать все себе, себе, от любого, никого не щадя, никого не жалея, брать последнее, брать из горла…

Ну добро же! — с холодной злобой крикнул Порфирий, обтирая ладонью пересохшие губы. — Нет от вас па земле места нигде. Чем ни займись, как ни работай, куда ни пойди, вы меня всюду находите, всюду. Ну, так и я теперь вас найду…

Впереди снежными белками блестел трезубец Уляхи. Где-то там, уже за его перевалом, едет теперь по тайге человек, которому всего мало, которому даже кусок свинца, щепоть пороха, шомпольная винтовка Порфирия, его последние капли крови — и то нужны!

Не сводя глаз с перевала, словно он видел и боялся там потерять свою цель, Порфирий перебрел через Джуглым и стал подниматься в гору.

18

Ветер трепал парусиновые полотнища палатки. По земле тянул легкий сквознячок и шевелил листы у верхних, разложенных в стопки брошюр. Лебедев, Кондрат и дед Еремей сидели на корточках в палатке и разбирали брошюры. Снаружи, у входа в палатку, на чурбане пристроился Марк. Он неторопливо ковырял шилом рваное голенище сапога, просовывал в отверстие дратвуч с засученной в нее щетинкой и затягивал стежок, насвистывая себе под нос какую-то однотонную песенку.

Марк, — окликнул его из палатки Кондрат, — ты шибко-то сапогом не увлекайся, не прогляди.

Нет, — отозвался Марк, — сапоги мне не мешают, я на них только для виду взглядываю. Да нигде нет никого, работайте спокойно.

Лебедев поднялся, потер ладонью онемевшую поясницу.

Ну что ж, товарищи, так и поделим, — сказал он, — каждому из нас по двенадцать штук. Обязательное условие: если отдавать в руки кому, так только надежным, в ком нет сомнений. Прочитают, вернут — другим передать. А ты, Еремей, своих собери в овраге, у ключа, и вслух им почитай. Новых пока никого не вови, к этим присмотрись вернее.

Да я их всех лучше, чем себя, знаю, — возразил дед

Еремей.

Ничего. Тогда были у вас только одни разговоры, а теперь и брошюры. Это дело совсем другое.

Вася, — спросил его Кондрат, просматривая свою стопку брошюр, — а лишние, запас, где держать?

В лесу йадо прятать, куда-нибудь под валежину, в дупло, чтобы дождем не замочило, — решил Лебедев.

В палатки либо в бараки, пока народ на работе, хорошо бы тоже подсунуть, — прислушавшись к разговору, сказал Марк.

Это можно бы, — подумав, согласился Лебедев, — но только не наделать бы нам шуму.

А дайте мне штуки две, — предложил Марк, — я попробую, в маленькие палатки положу, к тем, кого я примерно знаю.

Вот тебе для пробы две — и не больше. Вот сюда положу, — сказал Лебедев, засовывая брошюры под траву, настланную в палатке. — Уйдем — возьмешь. Ну, все, товарищи, ясно?

Вроде все, — переглянулись Кондрат с дедом Ере-меем.

Это хорошо, что ты, Вася, книжек принес из города, — прибавил Еремей. — Теперь с народом куда лучше будет разговаривать. Сам так не объяснишь, как в книжках растолковано.

Надо бы научиться и без книжек так объяснять, — заметил Кондрат, аккуратно надевая на голову фуражку.

Это когда еще научишься! — вздохнул Еремей. — Наша грамота пока таковская…

Ладно, ладно, не прибедняйся, — проговорил Марк, заглянув в палатку. — А сам грамоте и маннберговскую Ли-завету выучил…

Чего же это она маннберговская? — сердито оборвал его Еремей. — Она своя, и фамилия у нее есть своя — Коронотова. Ты не обижай девку-то!

Зачем обижать! Девка она шибко хорошая, — сказал Марк.

То-то, смотри, я за нее брату родному не спущу. Такая скромница да умница. — И дед Еремей погладил свою пышную бороду.

Читать, кажется, очень любит она? — спросил Лебедев.

Все книжки, что были у рабочих, перечитала, — заявил Еремей. — Вот ей обязательно надо дать из этих книжек. Надежная девка. За нее поручусь. И ей полезно будет.

Да, за эту и я поручусь, — сказал Лебедев. — Я очень много раз с ней встречался и вижу, что это человек с чистой душой.

Вот и дай ей почитать книжку.

Дам, — улыбнулся Лебедев. — Ей можно.

Один за другим, с большим промежутком во времени, они разошлись из палатки.