Головокружение

– Я его увез в бывший командный пункт вермахта, в заброшенный трехэтажный пакгауз из армированного бетона, это строение принадлежало моему приятелю. Это в Лотарингии, недалеко от базы военных истребителей. И там мы провели вдвоем трое суток, вместе ели, дрались… И наконец снова обрели друг друга.

Фарид прикурил сигарету от пламени горелки.

– Вы с ним очень тесно связаны, вот почему наш палач не разлучил вас. Он знал, что без Пока ты будешь не ты, а половина тебя. А ему ты был нужен целиком. Я уверен, что ключ к разгадке нашего заточения кроется в тебе.

– А почему не в тебе? Он, похоже, все про нас знает. Вплоть до твоей любимой марки сигарет.

Фарид молчал, а я кивнул подбородком в сторону сигаретной пачки:

– Я тоже курил «Голуаз», в армии. Хоть в этом у нас что-то общее. В этом, да еще в цвете глаз.

– Я давно собирался бросить. А тут у меня не будет выбора. Пустая пачка – она и есть пустая пачка.

– Дашь мне сигарету?

Он заколебался:

– А ты мне что дашь взамен?

– Не знаю… Может, чуть-чуть дружбы?

Он усмехнулся и протянул мне зажженную сигарету. От первой затяжки я закашлялся:

– Ладно, не помру.

С сигаретой в зубах, я забрал стакан и сполоснул его водой из кастрюли.

– Из этого стакана будем пить мы с Поком. А ты дели свой с Мишелем.

Я поднес стакан к скале, процарапал на нем бороздку и спросил:

– Как думаешь, у Мишеля что-нибудь получится?

– Если честно, сомневаюсь. Он вроде бы не производит впечатления умника.

– Но сила в нем есть. Мне кажется, что, кроме него нас некому отсюда вызволить. Приходится ему доверять.

В темноте плясал красный огонек сигареты. Я глубоко затянулся, и тепло горящего табака согрело меня. Потянулись ужасающе долгие минуты. Наполовину выкуренную сигарету я осторожно положил в угол палатки. Надо будет соорудить что-то вроде урны, не хочется здесь мусорить. Потом я принялся расспрашивать Фарида о его жизни, о семье… Занятный он парень. Мне удалось его разговорить, но только чуть-чуть, и я не нашел в его словах ничего, что могло бы хоть как-то помочь понять ситуацию. Он с севера, дед с бабушкой эмигранты, нанялись работать на шахту, проблемы с деньгами, безработица, ну и так далее… Странным, каким-то остановившимся взглядом Фарид осмотрелся вокруг:

– Очень хочется есть. Что же с нами здесь будет?

Пок положил морду мне на колени. Снизу, из пропасти, послышался жалобный вздох. Фарид сел, подтянув колени к груди.

– Не знаю, Фарид, я ничего не знаю. Но в горах я усвоил одну вещь: искушение может убить. А потому в наших интересах как можно скорее выбросить мертвеца в эту треклятую пропасть. Она воет, потому что, так же как мы, требует того, что ей причитается…

14

Нет сомнения, что к концу второго или третьего дня ожидания ты начнешь воображать себе разное. В основном вещи невеселые. Так всегда бывает, когда нарушается равновесие между нормальным и ненормальным положением вещей. Но особенно не беспокойся. Я знаю, что делаю, и, если что-нибудь случится, ты все равно ничем не сможешь мне помочь.

Джо Пинелли. Интервью Жонатану Тувье для специального выпуска «Внешнего мира», Пакистан, Каракорам, базовый лагерь экспедиции на Броуд Пик (8057 м), 1984

Ожидая возвращения Мишеля, мы с Фаридом пытались открыть ящик, подбирая разные комбинации чисел. Набирали все, что приходило в голову: даты рождений, свадеб, смертей… Ни одна из комбинаций не подходила, тогда мы подсчитали. Чтобы проверить все возможные сочетания цифр, нам потребуется около миллиона секунд, одиннадцать дней круглосуточной непрерывной работы.

Одиннадцать дней, сменяя друг друга, сходить с ума от этого занятия, стирать кожу на пальцах и портить себе глаза цифрами на крошечных колесиках. Идея интересная, но я не мог себе представить, как буду, согнувшись, целую неделю корпеть над замком, с пустым, как расколотый кокосовый орех, желудком…

А если ключи к этому замку лежат в ящике?

А если в ящике нет ничего, кроме свинцового шарика? А если под маской у Мишеля нет никакого взрывного устройства?

А если… А если… А если…

Фарид решил начать с шести нулей и принялся за работу, намереваясь дойти до пяти тысяч. На ста двенадцати он остановился, у него посинели пальцы. Я принял смену, но тоже ненадолго: у меня воспалились и стали слезиться глаза. Несмотря на тепло от горелки, мне приходилось то и дело дышать на пальцы, чтобы их согреть. Безнадежное дело, таким способом нам ничего не добиться.