Голоса животных и растений

Французский зоолог Альвер Жанэн поведал о распространенной в свое время средневековой басне, в которой ослу приписывались чуть ли не энциклопедические познания в астрономии. Жанэн обратил особое внимание на следующее наблюдение: в середине марта, в момент наступления весеннего равноденствия, осел издавал двенадцать пронзительных криков в полночь и двенадцать — в полдень. В средневековых трактатах по физиологии изумительному чувству времени у этого животного давалось довольно туманное, но красивое объяснение: это, мол, вызвано тем, что осел видит, что день и ночь уравниваются во времени, то есть народы, которые метались в потемках, обращаются к чистому свету… — растолковывал вычитанное в трактатах зоолог.

Счастливы и благословенны были те времена, когда натуралисты могли столь свободно формулировать свои выводы. Но не будем иронизировать… В Таджикистане мне рассказывали, что жители ряда районов Средней Азии в прошлом ориентировались во времени по крикам ослов. Размеренная, четко размеченная временами года жизнь не требовала тогда точности по минутам и секундам, можно было пренебречь и часами. «Осел уже охрип, — тормошила жена заспавшегося супруга. — Пора выгонять баранов на пастбище». (С 90-х годов минувшего столетия, если судить по нашим достижениям, вся Россия живет по ослиному времени.)

Философы с древнейших времен горячо спорили: умрет или нет осел с голоду, если поместить его между двумя копнами сена на равном расстоянии. Спор, кстати, и сегодня не завершен. Ответ же на вопрос существенно важен: ведь человечество в большинстве своем фактически состоит из «буридановых ослов». Общеизвестно, что так именуют тех, кто колеблется в выборе между двумя равноценными предметами, кто по слабости натуры не способен совершить окончательный выбор в предоставленной ему судьбой альтернативе — отдать предпочтение одному из двух возможных вариантов решения. А доверять «буриданову ослу» какое-нибудь важное дело, например проведение реформ, не рекомендуется.

Происхождение термина «буриданов осел» таково. Вплотную занимаясь проблемой абсолютно свободной воли, французский философ-схоласт Жан Буридан в качестве самого убедительного примера для оппонентов ссылался на поведение осла. Он уверял, что если на свете существует свобода воли и абсолютная возможность логического выбора, то, будучи на одинаковом расстоянии между двумя равными охапками сена, ушастый упрямец не сделает выбора и должен будет умереть с голоду. По логике ученого, при отсутствии какого-либо побудительного мотива в пользу одной из охапок абсолютно свободная воля бедного осла не могла бы ни на одной из них остановиться, и он даже не сдвинулся бы с места. В изданных сочинениях Буридана примера с ослом вообще-то нет; предполагают, что он привел его в устной беседе с учениками или в политической речи на каком-нибудь бессмысленном референдуме. Однако с тех пор именно этот пример постоянно цитируют. Нехлюдов в «Воскресении» Л. Н. Толстого, посмеиваясь над собой, называл себя «буридановым ослом», решая вопрос о собственной женитьбе…

Лично я всего лишь философ-любитель, но и меня долго терзал пресловутый вопрос о том, умрет или нет осел с голоду между двумя одинаковыми охапками сена. Однажды мы с буркинийским писателем Франсуа Бассоле решили разрубить узел сомнений. Поставили голодного осла (в знойном Буркина-Фасо ослы чаще всего голодные или полуголодные) посреди двора, отсчитали пять шагов на север до одной копны, пять на юг до другой — и сели на скамейку в тени сырного дерева ждать, пока неуверенная в себе скотина, окончательно оголодав, не околеет. В последнюю минуту мы условились все же спасти бедолагу, силой подведя его к охапке сена. Правда, надо признаться, перед опытом я и приятель выпили по паре кружек пива, чем сделали эксперимент, скажем, не стопроцентно чистым. Осел, однако, повел себя по меньшей мере странно: долго не раздумывая, сначала съел одну копну, потом и вторую, затем вернулся к месту старта и вопрошающе посмотрел вокруг и на нас, словно бы требуя повторения эксперимента, — и я понял, что осел далеко не так глуп, как его изображают, и что между ослами времен Буридана и нынешними их потомками — дистанция огромного размера.

«Те, которые упускают настоящее, не пользуясь им и не наслаждаясь, а стремлениями и надеждами живут только в будущем, смотрят постоянно вперед, с нетерпением спеша навстречу грядущим обстоятельствам, которые будто только и могут принести настоящее счастье, — такие люди, несмотря на свои важномудрые мины, похожи на тех ослов в Италии, ход которых ускоряют тем, что на привязанной к их голове палке вешают у них перед носом связку сена, и они все надеются до нее добраться», — утверждал Артур Шопенгауэр. (Шопенгауэр Артур. Афоризмы и максимы. Л., 1997. С. 114.)