Читаем Голос из хора полностью

Мне раньше казалось (проверял на других - и они так же думали), что сирены, с которыми встретился Одиссей, своим обликом напоминают русалок. Вдруг смотрю: совсем наши Сирины - в сцене с Одиссеем на аттической вазе V века до н.э. Вот как давно - в виде птиц. В их пении, кстати, не возвещается ли предсмертное отождествление с небом, в итоге которого "я" растворяет-ся в прекрасном звучании и душа, все позабыв, покидает тело? На русских сундучках о Сирине и Алконосте сказано (близко к теории музыки в Древней Индии): "Егда же в пение глас испущает тогда сама себе не щущает ". То же с человеком: "И тако ум его веема пленится еже и лика своего изменится". Самосознание кончилось - начинаются райские сласти.

- Оттуда вылазишь такой, все равно что новорожденный...

(О деревенской бане, где парятся в рукавицах и шапке, чтобы не обжечь руки и уши, а тело привыкает.)

...Мне всегда хотелось спросить у Егора: "Откуда ты?" Но он тогда еще не умел говорить. И если бы мы сейчас жили вместе, это не он меня, а я бы его донимал на тему "зачем", "почему" - чтобы с его помощью дознаться до правды, которую мы, взрослые, уже забыли. Кажется, я у него научился бы большему, чем он у меня. Мы слишком привыкли понимать чистоту детства как отсутствие, как tabula rasa. А если наоборот: нечистота - отсутствие?..

Примета. В камере смертников. Трое. Ночью с потолка паучок опускается по нитке одному на грудь и не улезает обратно. Значит - к утру расстреляют. На вторую ночь - второму опускается на грудь. И этого увели. И когда третий приговоренный остался один, паучок опустился к нему днем и, повисев над койкой, у самого носа, поднялся к потолку, и так до трех раз. Помиловали.

...Идет снег хлопьями, и дуют сонливые весенние ветры. Почему ветер навевает сон? Потому что это - дыхание.

В литовском языке слова "жизнь" и "змея" одного корня: gyvate (змей) gyvybe (жизнь). Русская "жизнь" и пошла, по-видимому, от этого "gyv", а свою "змею" подсоединила к "земле". Удивительный получился венок.

Еще в Литве, говорят, столбы на дорогах, увенчанные позднее крестами, изображали первоначально древо жизни.

А у латышей существовало до недавнего времени узелковое письмо. И песни, и сказки, и важнейшие домашние даты-события наносились на нитку и сматывались постепенно в клубок. Так создавалась книга.

Вот она - паутинка прялки, прядущей нить судьбы и одновременно, попутно - канву литературы.

Борода, доброта. Все звуки совпадают. Поэтому можно сказать: "добрая и бородатая морда". Напротив : "бритый, злой старик". Добрый и бритый, бородатый и злой - не соединяются, разваливаются. Какой же злой, когда по всему лицу - доброта?

Надзиратель - русскому парню: - Ты - жид, что ли, что бороду отпустил? Я изумился: всё навыворот: исконно русские бороды стали признаком отщепенства. Но потом - как глубоко! к какой старине восходит! Посреди гололицего, однообразно бритого люда борода - знак чужерод-ности, почти противоестественности. Когда-то бритье почиталось едва ли не жидовством, нынче - борода. Но принцип - древний: "свои!" Жид - звучит неприлично, гадливо: жид - чужак - вражина - не наш - жидяра! "Не наши " - в русских сказках иногда называют чертей. Собственное имя некоторых народов означало буквально "наши люди". И вот снова: "- Вы - не наш человек". А почему я должен быть "вашим"?! Да только потому, что здесь все - "свои", среди которых любое "не то " звучит отчуждением: жид!

Снова проводы. Костюмчик много портит. Ботиночки, брючки отглажены на снегу смотрятся нелепо и жалко, обряд обмывания, обряжания, зековский ватник куда вальяжнее. И признаки невозвратимой утраты за месяцы до отъезда, стена с той и с другой стороны, ему требуется усилие, чтобы говорить с остающимися, уже живущему с другими, в другом, как и нам почему-то неможется, неловкость, не наш, почти отчужденность, когда он через каждое слово спохватывается без нас и вне нас, как неживой, и смотрит куда-то вдаль выцветшими глазами, - с сознанием долга провожаем, но только тело, да и то непохожее. Зевание: душа витает...

19 марта 1969.

Из писем с воли:

"На улице, где прошло наше детство, почти никого не осталось из тех ребят, что проходили совместное детство, а кто и жив, тот давно где-нибудь пристроился в семейном кругу благоустро-енной квартиры".

"Много пришлось учиться и познать ряд наук, а особенно в профиле работы, по которой сейчас и работаю".

Перейти на страницу:

Похожие книги