Гололед

Через две недели перешел на профилактику компрессоров, затем азотной ожижительной установки, гелиевой… И далее стал выходить на смены по графику — аппаратчиком криогенной техники 3-го разряда. В конце срока стажировки, меня неделю поводили по лабораториям. Где увидел много интересного, особенно приколы научных сотрудников типа умывания жидким азотом и пития… сока. По поверхности сока бегали шарики жидкого азота (как вода на раскаленной сковородке) и главное было их не проглотить. Низкие температуры, а в институте достигали и 0.3 градуса Кельвина, диктуют свою специфику. На пример сбор криостата — только из материалов с одинаковым коэффициентом термического расширения. Пайка, клейка — только специальными специальными составами, причем рецептура являлась ноу-хау. Множество всяческих специальных пережимок, зажимов, вентилей, зачастую изготавливаемых мастерскими в единичных экземплярах. А также особенности применения вакуумной техники при низких температурах. И самое главное, приборы измерение низких температур — точнее стеклянные ртутные манометры с десятком килограммов ртути внутри. Что случается, когда размораживаешь криостат и забываешь перекрыть обыкновенную трубочку зажимом? Вся ртуть в помещении, а это Беда.

В конце стажировки меня аттестовали на 4-ый разряд и я вернулся в родные пенаты кафедры. Где меня сразу озадачили фронтом работ, так что об отпуске я и не заикался. Во-первых учеба, во-вторых положение на кафедре действительно было серьезное. Так как специализированный стенд по низкотемпературным испытаниям материалов и конструкций должен был начать функционировать с нового 1966 года. А для этого необходимо было запустить азотный ожижитель, которого у нас даже еще не было. Зато у нас был Генерал и мы получили ожижитель забракованный военпредами. Причем по согласованию изготовителя с получателем — машина пошла в план изготовителю без обязательной пусконаладки.

Может установка и была с браком, лично я его не нашел. Не нашел его и Семен Николаевич из Института физпроблем, приглашенный кафедрой для выполнение хоздоговорной работы по запуску установки. Нюансы тройственного соглашения сторон.

С трудом, но мы запустили установку в срок. Как сказал Михалыч: «Азот парил и лампочки мигали». Поэтому до испытаний стенда было еще около месяца срока. Мы успели.

И я убыл в отпуск сразу после зимней сессии и конечно в Крым. К теплу.

Севастополь меня околдовал. Еще в электричке я не отлипал от окна — мосты, туннели, реки Бельбек, Черная. Бухты с суетящимися судами работягами и обшарпанные и тронутые ржавчиной корпуса грозных боевых кораблей. Которые стояли на якорях или у стенок пирсов, в ожидании постановки в док на ремонт.

Аннушку я не узнал, это была… леди, которая прыгнула мне на шею и не желала отпускать. Родители, ну а что родители, они как всегда работали, говорили о работе, думали о работе. Таков был стиль жизни эпохи развитого социализма, как говорил дорогой Леонид Ильич. Я осмотрел их недавно полученную квартиру, солидная трехкомнатная квартира с лоджией, балконом и кухонькой в семь квадратов. У сестрички своя комната, о чем она мне с упоением рассказывала раз пять. Да… Почти двадцать лет по снимаемым углам и наконец доцент с учительницей получают свою обитель. Дом, милый дом. Наверное это и было родительское счастье — отдельная комната для дочери.

Я целыми днями гулял по Севастополю, его бульварам, холмам и улочкам и все ножками. С помощью знакомых отца, пробрался даже в Балаклаву и в бухту Голландия. А во всемирно известных местах «города русских моряков», был по нескольку раз.

Привык и к особому стилю поведения севастопольцев. Который отражал их местный патриотизм, очень похожий на снобизм. К примеру бабуля могла остановить полковника и попросить его поднять брошенный мимо урны окурок. Особенное удовольствие она испытывала, если виновный был «сапог» — армеец.

Познакомился с малыми, которые хороводились вокруг Аннушки, набиваясь понести портфель. И уже перед моим отъездом, видимо пытаясь набрать рейтинг у старшего брата одноклассницы, меня зазвал на экспедицию в катакомбы одноклассник сестры. Там он из своей схоронки принес мне… артиллерийский парабеллум со стволом 200 мм под патрон 9х19 мм. В очень приличном состоянии. Я не мог отвести от него глаз, а пацан гордо стоял рядом упиваясь моим восхищением. Как оказалось, каждый севастопольский мальчишка в той или иной мере занимается поисками оружия времен ВОВ.

Ему повезло, он нашел пистолет в твердой смазке и периодически доставал его из схоронки любовался, чистил и прятал снова. Никто о нем не знал и я оценив степень доверия Петрухи, предложил ему обмен.

— Петька, ты понимаешь, что тебя когда-нибудь с ним застукают?

— Никто не узнает, если ты не скажешь.

— Я зуб даю, могила. Но ведь ты потом притащишь его домой, а еще хуже найдешь патроны. Это ведь только дело времени. Утопи его в бухте и дело с концом.

— Я не могу, — и погладил его рукой, как любимого кота, только вот люгер не замурлыкал. Как я его понимал.

— Тогда давай с тобой махнемся.

— На что? — Набычился малек.