Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Хеймитч не уточнил, во сколько именно мы встретимся за завтраком, утром тоже никто не приходил, однако я голодна и потому решаю пойти в столовую без приглашения. Еда, должно быть, уже готова. Надежды меня не обманули. Стол еще не накрыт, но на стойке у стены не меньше двадцати кушаний. Рядом, вытянувшись в струнку, стоит безгласый официант. Он утвердительно кивает на вопрос, можно ли мне самой взять себе еды. Я накладываю на большое блюдо яйца, сосиски, оладьи с апельсиновым вареньем, ломтики красного арбуза. Ем все это, глядя, как над Капитолием встает солнце. Потом беру вторую тарелку – горячую кашу с тушеной говядиной. И наконец наслаждаюсь десертом: беру гору булочек, ломаю их кусочками и ем, обмакивая в горячий шоколад, как Пит в поезде.

Мысли уносятся к маме и Прим. Они, должно быть, уже встали. Мама готовит на завтрак кашу-размазню. Прим нужно до школы подоить козу. Всего два утра назад я была дома. Неужели правда? Да, всего два. А теперь дом осиротел. Что подумали они о моем вчерашнем огненном дебюте на Играх? Появилась ли у них надежда или они совсем упали духом, увидев воочию две дюжины трибутов, из которых в живых суждено остаться одному?

Входят Хеймитч и Пит, желают мне доброго утра и садятся есть. Мне не нравится, что Пит одет так же, как и я. Надо поговорить с Цинной. Не будем же мы, в конце концов, изображать близнецов на самих Играх? Наверняка стилисты это понимают. Я вспоминаю, что Хеймитч приказал нам во всем им подчиняться. Будь на месте Цинны кто-то другой, я бы могла ослушаться. Но после вчерашнего триумфа у меня язык не повернется что-то ему возразить.

Я волнуюсь из-за тренировок. Три дня трибуты готовятся все вместе, на четвертый каждый получает возможность продемонстрировать свои умения перед распорядителями Игр. Предстоящая встреча лицом к лицу с другими трибутами вызывает у меня мандраж. Я взяла из корзинки булочку и верчу в руках, аппетит пропал.

Покончив с очередной порцией тушеного мяса, Хеймитч со вздохом отодвигает тарелку, достает из кармана фляжку и делает большой глоток.

– Итак, приступим к делу, – говорит он, облокотившись на стол, – во-первых, как мне вас готовить? Вместе или порознь? Решайте сейчас.

– А зачем порознь? – спрашиваю я.

– Ну, скажем, у тебя есть секретный прием или оружие, и ты не хочешь, чтобы об этом узнали другие.

Я смотрю на Пита.

– У меня секретного оружия нет, – говорит он. – А твое мне известно, верно? Я съел немало подстреленных тобой белок.

Оказывается, Пит ел моих белок. Мне всегда представлялось, как пекарь тихонько уходит и жарит их для себя одного. Не из жадности, просто городские семьи предпочитают дорогое мясо, купленное у мясника, – говядину, конину, курятину.

– Готовь нас вместе, – говорю я Хеймитчу, и Пит согласно кивает.

– Договорились. Теперь мне нужно получить представление о том, что вы умеете.

– Я – ничего, – отвечает Пит. – Разве что хлеб испечь придется.

– К сожалению, не придется, – говорит Хеймитч. – А ты, Китнисс? Я уже видел, с ножом ты управляться умеешь.

– Не так чтобы очень. Я могу охотиться с луком и стрелами.

– Хорошо?

Я задумываюсь. Мы четыре года питались тем, что я добывала на охоте. Не так плохо. До отца мне, конечно, далеко, да и опыта у него было куда больше. Зато Гейла по части стрельбы я превзошла. Гейл – мастер ставить капканы и силки.

– Довольно хорошо.

– Великолепно, – встревает Пит. – Мой отец покупает у нее белок и удивляется, что стрелы всегда попадают точно в глаз. То же самое и с зайцами для мясника. Китнисс даже оленя убить может.

Такая оценка моих способностей со стороны Пита застает меня врасплох. Не думала, что он обо мне столько знает. И с чего он взялся меня расхваливать?

– Что это ты так разошелся? – спрашиваю я с подозрением.

– А что такого? Хеймитчу, чтобы тебе помочь, надо знать твои реальные возможности. Не стоит себя недооценивать.

Почему-то я злюсь еще больше.

– А ты сам? Я видела тебя на рынке. Как ты таскал стофунтовые мешки с мукой, – обрываю я его. – Что ж ты ему не расскажешь? Или это, по-твоему, ничего?

– Да, на арене наверняка будет полно мешков с мукой, и я забросаю ими противников. Мешки – не оружие. Сама понимаешь, – выпаливает Пит.

– Он умеет бороться, – говорю я Хеймитчу. – На школьных соревнованиях в прошлом году занял второе место, уступив только брату.

– И что толку? Ты часто видела, чтобы один борец задавливал другого насмерть? – с отвращением произносит Пит.

– Зато всегда бывают рукопашные схватки. Если ты раздобудешь нож, у тебя по крайней мере будет шанс. А если кто навалится на меня, я – труп!

От злости мой голос срывается на крик.

– Никто на тебя не навалится. Будешь жить на дереве, питаясь сырыми белками, и отстреливать соперников из лука. Знаешь, когда мама пришла прощаться, она сказала, что в этот раз Дистрикт-12, возможно, победит. Я думал, она хочет меня подбодрить, а оказалось, она имела в виду тебя!

– Конечно, она говорила о тебе! – отмахиваюсь я.

– Нет, она сказала «победительница». Победительница, то есть ты!