— Чего им еще нужно? — произносит Пит слабым голосом.
От ходьбы у него снова открылась рана.
— Не знаю.
В чем бы ни была причина, я не могу просто стоять и ждать, пока Пит истекает кровью. Я встаю поискать какую-нибудь палку и почти сразу нахожу стрелу, отскочившую от кольчуги Катона. Не успеваю я наклониться, как по арене прокатывается многократно усиленный голос Клавдия Темплсмита:
— Приветствую финалистов семьдесят четвертых Голодных игр! Сообщаю вам об отмене недавних изменений в правилах. Детальное изучение регламента показало, что победитель может быть только один. Игры продолжаются! И пусть удача всегда будет на вашей стороне!
На миг раздается шум помех, и наступает тишина. Не веря своим ушам, я тупо таращусь на Пита. Постепенно до меня доходит: они и не собирались оставлять в живых нас обоих. Распорядители продумали все заранее, они используют нас, чтобы устроить самый драматичный поединок за всю историю Игр. И я, как дура, купилась.
— Если подумать, этого следовало ожидать, — спокойно произносит Пит.
С трудом, морщась от боли, он встает и медленно идет ко мне, доставая из-за пояса нож.
Прежде чем я успеваю задуматься о своих действиях, мой лук заряжен, а стрела нацелена прямо в сердце Пита. Он удивлен, ножа в его руке уже нет, он летит в озеро и с плеском уходит под воду. Я бросаю оружие и, сгорая от стыда, отступаю назад.
— Нет, — говорит Пит, — сделай это.
Он подходит и сует лук мне в руки.
— Я не могу. Не буду.
— Ты должна. Иначе они снова выпустят переродков или еще что-нибудь придумают. Я не хочу умереть, как Катон.
— Тогда ты застрели меня, — говорю я с яростью, отпихивая от себя лук. — Застрели, возвращайся домой и живи с этим!
И, сказав, понимаю, что смерть здесь и сейчас гораздо лучше такой жизни.
— Ты знаешь, что я не смогу, — говорит Пит, отбрасывая оружие. — Что ж, все равно я умру раньше тебя.
Он наклоняется и стаскивает с ноги повязку, уничтожая последнюю преграду для покидающей его крови.
— Нет, не убивай себя! — кричу я, падая на колени и отчаянно пытаясь перевязать рану снова.
— Китнисс, я хочу этого.
— Не оставляй меня здесь одну, — умоляю я, потому что точно знаю: если Пит умрет, я никогда не вернусь домой по-настоящему. Всю оставшуюся жизнь я проведу здесь, на арене, снова и снова мысленно прокручивая эти минуты и думая, как его можно было спасти.
— Послушай, — говорит Пит, поднимая меня на ноги, — мы оба знаем, что им нужен один победитель. Только один из нас. Прошу тебя, стань им. Ради меня.
Он еще продолжает что-то в том же духе — как он меня любит и чем станет для него жизнь без меня. Я не слушаю: в голове, как птица в клетке, бьются его предыдущие слова.
Да, им нужен победитель. Без победителя все их хитроумные планы и все Игры теряют смысл. Капитолий останется в дураках, и виноваты будут распорядители. Возможно, их даже убьют, медленно и мучительно, и казнь покажут на всю страну.
Мы с Питом должны погибнуть оба, или… они должны думать, что мы погибнем…
Непослушными пальцами я нащупываю и отвязываю кожаный мешочек у себя на поясе. Пит хватает меня за запястье.
— Я не позволю тебе.
— Доверься мне, — шепчу я.
Он долго смотрит мне в глаза, потом отпускает мою руку. Я раскрываю мешочек и отсыпаю немного ягод сначала в ладонь Пита, потом себе.
— На счет три?
Пит наклоняется ко мне и целует, очень нежно.
— На счет три, — говорит он.
Мы становимся спиной друг к другу, крепко сцепляем свободные руки.
— Покажи их. Пусть все видят, — просит Пит.
Я раскрываю ладонь; темные ягоды блестят на солнце. Другой ладонью сжимаю руку Пита, как сигнал и как прощание, и начинаю считать:
— Один. — Вдруг я ошибаюсь? — Два. — Вдруг им все равно, если мы умрем оба? — Три!
Обратной дороги нет. Я подношу ладонь ко рту и бросаю последний взгляд на мир. Ягоды едва попадают мне на язык, и тут начинают греметь трубы.
Их рев перекрывает отчаянный голос Клавдия Темплсмита:
— Стойте! Стойте! Леди и джентльмены! Рад представить вам победителей семьдесят четвертых Голодных игр — Китнисс Эвердин и Пита Мелларка! Да здравствуют трибуты Дистрикта-12!
23
Я выплевываю ягоды и тщательно вытираю язык краем куртки. Пит тащит меня к озеру, мы полощем рты водой, потом падаем друг другу в объятия.
— Ты ничего не успел проглотить? — спрашиваю я.
Он качает головой.
— А ты?
— Если бы проглотила, то была бы уже мертвой, — говорю я.
Пит что-то отвечает, но я ничего не слышу за ревом толпы, внезапно раздавшимся из репродукторов.
Над нами возникает планолет, и оттуда спускают две лестницы. Я не могу отпустить от себя Пита. Обнимаю его рукой, помогаю подняться, и мы оба становимся на первую ступеньку одной из лестниц. Электроток приковывает нас к месту; сейчас я этому рада, потому что не уверена, что Пит сумеет удержаться сам. Голова у меня опущена вниз, и я вижу, что, пока мы сами обездвижены, кровь из голени продолжает свободно вытекать. Как только за нами закрывается люк и ток отключают, Пит падает без сознания.