Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Мы едим и смотрим капитолийский выпуск новостей. Власти вычислили, что из отряда повстанцев в живых остались только мы пятеро. За сведения, которые приведут к нашей поимке, назначена огромная награда. Показывают нашу перестрелку с миротворцами, но сцены, где переродки откусывают им головы, удалены. Потом начинается трагический ролик, посвященный женщине, которую я убила: она лежит там, где мы ее оставили, с моей стрелой в сердце. Кто-то заново наложил женщине макияж, чтобы она лучше выглядела в кадре.

Повстанцы выпуск новостей не прерывают.

— Сегодня мятежники делали заявление? — спрашиваю я. Тигрис качает головой. — Теперь Койн знает, что я жива, и не понимает, что со мной делать.

Тигрис гортанно смеется.

— Никто не знает, что с тобой делать, девочка.

Она заставляет меня взять пару меховых лосин. Заплатить мне нечем, так что приходится принять их в подарок. Все равно в этом подвале жуткий холод.

После ужина мы спускаемся вниз и продолжаем лихорадочно разрабатывать план. Ничего хорошего в голову не приходит, но мы решаем, что дальше идти вместе нельзя, и, прежде чем я сдамся в плен, нам нужно проникнуть в президентский дворец. Я не возражаю против второго пункта, чтобы избежать дальнейших споров. Ведь если я решу сдаться, чье-то разрешение или помощь мне не потребуются.

Мы заново перевязываем раны, приковываем Пита к лестнице и ложимся спать. Несколько часов спустя я просыпаюсь и слышу чей-то тихий разговор. Пит и Гейл.

— Спасибо за воду, — говорит Пит.

— Не за что, — отвечает Гейл. — Все равно я просыпаюсь раз десять за ночь.

— Чтобы проверить, здесь ли Китнисс?

— Вроде того.

— Забавную штуку сказала эта Тигрис, — замечает Пит после долгой паузы. — Никто не знает, что делать с Китнисс.

— Ну, уж мы-то — точно, — отвечает Гейл.

Они смеются. Это так странно — они разговаривают, словно друзья, хотя никогда ими не были. Правда, они и не враги.

— Знаешь, она ведь любит тебя, — говорит Пит. — Она практически призналась мне в этом, когда тебя высекли.

— Не верю, — отвечает Гейл. — Во время Квартальной бойни она тебя так поцеловала… Меня она так не целует.

— Это было просто для шоу, — замечает Пит, однако в его голосе я слышу нотку сомнения.

— Нет, ты ее покорил. Пожертвовал всем ради нее. Может, это единственный способ доказать ей свою любовь. — Гейл надолго умолкает. — Нужно было вызваться самому и занять твое место на первых Играх. Тогда бы ее защитил я.

— Ты не мог, — возражает Пит. — Ты должен был позаботиться о ее родных, а они ей дороже жизни. Она бы никогда тебя не простила.

— Ну, теперь это не важно. Вряд ли мы все доживем до конца войны. А если и доживем, то это уже проблема Китнисс — кого из нас выбрать. — Гейл зевает. — Нам нужно поспать.

— Да. — Я слышу, как скользят по опоре наручники Пита, пока он устраивается поудобнее. — Интересно, кого она выберет?

— О, я знаю. — Меха заглушают голос Гейла, и я почти не слышу его. — Китнисс выберет того, кто, по ее мнению, поможет ей выжить.

24

По телу пробегает дрожь. Неужели я настолько холодная и расчетливая? Гейл не сказал: «Китнисс выберет того, кто разбил ей сердце», или даже «того, без кого она не сможет жить». Тогда бы подразумевалось, что в своих действиях я руководствуюсь какой-то страстью. Но мои лучшие друзья предполагают, что я выберу того, кто «поможет мне выжить». Ни малейшего намека на то, что на мое решение повлияет любовь, желание или даже сходство характеров. Нет, я беспристрастно произведу оценку того, что могут мне предложить потенциальные партнеры, и не более того. Как будто в конце концов все сведется к одному вопросу: кто максимально продлит мою жизнь — охотник или пекарь? Ужасно, что Гейл так сказал, а Пит не попытался ему возразить. Особенно если учесть, что на моих чувствах играли и Капитолий, и повстанцы. Сейчас мой выбор прост: я прекрасно обойдусь без обоих.

Утром у меня нет ни времени, ни сил обижаться. Мы встаем до рассвета, завтракаем паштетом и печеньем с финиками, а затем собираемся у телевизора, чтобы посмотреть на очередной ролик Бити. В ходе войны новый поворот. После того как по городу прокатилась черная волна, кому-то из повстанческих командиров пришла в голову блестящая мысль: он конфискует брошенные автомобили и пускает их, без водителей, по улицам. Машины активируют не все, но большинство капсул. Примерно в четыре часа утра повстанцы начали прокладывать три пути — в ролике их называют просто линии «А», «Б» и «В» — к центру Капитолия. В результате они захватывают квартал за кварталом практически без потерь.

— Это ненадолго, — говорит Гейл. — Более того, удивительно, что повстанцев сразу не остановили. Капитолийцы изменят тактику: отключат определенные капсулы, а затем активируют их вручную, когда противник подойдет поближе.